От первого лица - [4]
Не бывал.
Совсем неинтересно?
Совсем.
Ну хорошо. А скажите… вот если бы вы вдруг случайно услышали или узнали что-то такое, ну, что могло бы представлять для нашей организации интерес — сообщили бы?
Да, разумеется, я же…
А и ладно, вдруг сказал Николай Николаевич, посмотрев на часы. Ого, как мы с вами засиделись-то. Давайте подводить итоги.
Давайте.
У меня, Володя, сложилось о вас очень хорошее впечатление, вот, правда. Вы молодой человек, образованный, интеллигентный, с перспективой. То, что мы в таком месте встретились — так это просто неудачное стечение обстоятельств, я думаю. Могли бы и в компании какой-нибудь познакомиться и даже подружиться, как считаете?
Ну да, наверное, конечно…
Вот видите. Вы со мной откровенно разговаривали, и я решил, что вам можно доверять. Смотрите, тут какое дело… Я-то сам не москвич, честно говоря, я тут на учебе у вас, в Высшей школе. Вот, учусь, значит, потому что расти надо. Так у нас там есть предмет один, у нас по нему практика как раз, зачет сдавать надо, вы же понимаете, сами сейчас квалификацию повышаете, вот меня и прикомандировали сюда.
Понятно.
Он засмеялся. Студиозус студиозуса, говорит, всегда поймет и поддержит, братство у нас такое. Ну, значит, что мне надо-то, Володя… Да собственно, формальность мне нужна, бумажка для отчета, иначе плакала моя практика. Вы мне напишете, что с вами проведена беседа, вы все осознали, впредь не повторится, и если что, то вы как настоящий советский человек и комсомолец, естественно, придете и расскажете. Вот и всё, и разбежались по своим делам.
Можно, говорю, Николай Николаевич, вопрос?
Оставьте вы уже этого Николаевича, тем более, что вы, наверное, догадываетесь… ладно, сейчас про другое… спрашивайте, конечно, все что угодно.
Почему именно я? Вон же полный коридор…
Ладно, говорит, отвечу честно. Есть у вас один выигрышный момент. Я же не зря вас про синагогу спросил. И вот только поймите меня правильно. Для меня антисемитизм — вещь непростительная, я этого вообще не переношу, просто ненавижу. У меня учительница была по истории, Наталья Дмитриевна, Рабинович ее фамилия, она мне как мать была… и вообще… Но время такое, Володь, вы же не хуже меня все понимаете. Есть люди, а есть сионистские круги, что я вам-то буду рассказывать, вам же все это читали. Наше дело простое — быть в курсе настроений, и начальство нас ориентирует соответствующим образом. Ну, понятно я объяснил, чем вы от всего коридора отличаетесь?
Понятно… и что я должен написать?
Да господи, ну вы же взрослый человек, как будто объяснительных не писали… оказался в стесненных материальных обстоятельствах, оступился в первый раз, осознал, не повторится…
Давайте бумагу.
Вот и отлично.
Написал я эту муть. Протягиваю ему. Он прочитал — то, что надо, говорит. Только вы забыли, что я вам еще говорил — про помогать нам, если что. Но и правильно, так даже лучше, мы это сейчас отдельно оформим. Вот вам еще лист, пишите: «Я, такой-то, даю согласие на негласное сотрудничество с органами государственной безопасности», число, дата, и подпись ваша.
Постойте, говорю, Николай Ни… Николай, как-то это звучит… ну…
Да никак это не звучит. Стандартная форма, это же все-таки документ, мне же его предъявлять.
Нет, я так не могу.
Он поскучнел.
Стандартная же форма, говорю вам, других нет, не мы правила придумывали, не нам их и менять. Дура, знаете ли, лекс, как нас на юрфаке учили. Но дело ваше, конечно, можете не подписывать.
Могу?
Естественно. Только надо твердо понимать последствия своих поступков. Вы закон нарушили — я вам пытаюсь помочь. Но и вы могли бы пойти навстречу. В противном случае вы мне выхода не оставляете. Если у меня нет законных оснований, значит, я ваше дело должен вернуть вот этим борцам за социалистическую собственность. Они тоже обязаны действовать по инструкции. Это значит — что?
Что?
Протокол, значит, составят, это раз. Два — письмо по месту вашей учебы и в комсомольскую организацию с полным описанием произошедшего
и просьбой принять меры. Высшие курсы переводчиков — место такое, не мне вам рассказывать, там меры примут быстро. Отчислят без разговоров, никакие показатели ваши не помогут. Но есть и три. Ребятам придется еще и на работу вашему родителю сообщить.
С какой стати?
С такой. Нарушение социалистической законности вы допустили с использованием технического средства — автомобиля, проще говоря. Записанного на кого? Правильно. А отец-то у вас — мало того, что в идеологическом месте работает, но еще и очень уважаемый человек, член бюро. Вы своим поведением, Володя, многих людей хотите поставить в дурацкое положение. И никакого геройства, кстати, в этом нету, одна глупость… Вы, честное слово, самиздата, что ли, начитались? Все вам застенки мерещатся… а мы уже давным-давно совсем не та организация, что вы себе воображаете.
Я сегодня подпишу, а завтра вы…
Понятно, можете не продолжать. Могу дать вам слово офицера, что этого не произойдет. Но вы мне, естественно, не поверите, хотя для меня это кое-что значит, как ни удивительно вам это покажется. Но просто вдумайтесь, Володя — вы нам на что сдались? Какая в вас может быть оперативная, выражаясь профессионально, ценность? Какие анекдоты у вас в курилке на курсах рассказывают — это я вам сам могу сообщить, остроумные, кстати, попадаются. Или кто чем фарцует из ваших приятелей — вы будете неприятно удивлены, откуда я это знаю. Что еще? А ничего. Таких, как вы, у нас в день по несколько штук приходят, инициативники называются, мы от них бегаем, как зайцы, потому что возни с ними много, а проку — ноль. Я вам совершенно искренне объяснил, зачем мне все это нужно, по-честному предложил договориться, а вы…
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.