От Падуна до Стрелки - [4]

Братчане отметили, что в последние годы, с той самой поры, как началось наполнение моря, суровый, резко континентальный климат стал мягче, приобрел явный «привкус» морского. Зимой уже столбик ртути не падает к пятидесяти градусам, а летом не бывает больше палящего, удушающего зноя.

Первыми это заметили синоптики обсерватории. Да это и понятно: громадное водное зеркало моря, как огромная печь, испаряет в воздух сотни тонн воды, образуя неожиданные воздушные потоки, которые вызывают совсем непредвиденные передвижения облаков.

Впрочем, синоптики не жалуются на это. Наоборот, молодые, энергичные, жаждущие новых открытий, они даже рады, что им предстоит изучать закономерности, возникающие в окружающей природе, понять, как она реагирует на стремление человека изменить ее облик, подчинить своей воле. Лучше, грандиознее естественной лаборатории, нежели район Братского моря, на всей нашей планете сейчас не найти.

А такая проблема, как образование берегов? Оно начнется только тогда, когда закончится заполнение чаши моря, то есть с весны 1965 года. Даже набрав полный объем воды, море не останется неизменным. Оно будет дышать, в зависимости от различных условий менять свой уровень, причем значительно — до десяти метров. Когда же закончится формирование морских берегов? Ученые океанологи отвечают на такой вопрос по-разному. Одни считают, что на это уйдет четверть века, другие утверждают, что только в начале следующего столетия берега окрепнут, а есть такие, к ним принадлежит и Леонид Никифорович, которые осторожно называют цифру 100–150 лет.

Леонид Никифорович говорил мне, что Братское море во многом напоминает Байкал. Пожалуй, больше всего это относится к штормам. Даже сейчас, когда уровень водохранилища еще не достиг проектной отметки, уже есть участки, где его ширина достигает пятидесяти и шестидесяти километров. Ветер сможет поднять тут волны в шесть-восемь метров, и горе пароходу, на который они обрушатся. Ученые уже спешат на помощь капитанам; работники обсерватории, изучая направления и силу ветра, составили карту волнений, указав на ней, какой высоты достигнут волны на различных участках судоходных трасс. Но море продолжает расти. Поэтому эта карта постоянно меняется и, вероятно, в окончательном виде появится только к концу десятилетия, когда будут достаточно изучены капризы погоды.

Я понимаю Быдина. У плотины самой мощной в мире гидроэлектростанции, на берегу крупнейшего в мире водохранилища, должно быстрее возникнуть большое научное учреждение, которое взялось бы комплексно изучить вопросы, связанные с природой. В таком институте рука об руку смогут работать биологи, лесники, охотоведы, рыбники, химики, гидрологи, синоптики. И тогда будут быстро найдены ответы на все вопросы, которые встали сейчас перед наукой.

Поздно вечером, вернувшись в гостиницу, я стою у распахнутого окна. Теплый, крепкий запах разогретых за день сосен наполняет комнату. Моря не видно — оно скрыто чернотой беззвездной ночи. Но его выдает влажный воздух, тихий ропот волн.

Кто-то шутя назвал Братское водохранилище внуком Байкала. В этом, должно быть, есть доля истины: Байкал— отец Ангары, Ангара дала жизнь Братскому морю.

«КАМА» ПЛЫВЕТ К УСТЬ-ИЛИМУ

Итак, в путь. Впереди тысяча двести километров от плотины Братской ГЭС до Стрелки — поселка у слияния Ангары и Енисея. Впереди пороги и шиверы, широкие плесы и тесные сужения, где скалы сжимают Ангару каменными объятиями, маленькие таежные заимки и растущие поселки геологов, горняков, лесорубов. В наше время тысяча двести километров не расстояние, для ТУ-104 работы всего на полтора часа. Но путь мой проляжет не по воздуху, а по воде, и сколько он продолжится, никто не может сказать точно. По Ангаре нет сквозного движения судов. Однако люди все-таки умудряются проходить по самым трудным участкам.

День солнечный, тихий, в городе душно и пыльно. И только на пристани, ниже плотины, ощущается свежесть от холодных вод реки.

Плотина рядом. С пристани она кажется необыкновенно высокой, двухэтажное здание электростанции примостилось у самой ее железобетонной подошвы. Левее здания над рекой висит огромное облако водяных брызг — это вырывается на свободу вода из донных отверстий плотины. Облако то становится совершенно белым, снежным, то вдруг загорается радужными красками, когда солнце выходит из-за туч и вонзает в воду желтые мечи своих лучей.

Зарываясь носом в волну, подходит катер, на борту которого белой краской выведено — «№ 34». Обсерваторский «Гидротехник» кажется по сравнению с «тридцатьчетверкой» могучим богатырем. Я невольно улыбаюсь, услышав, как кто-то называет катер громким именем теплоход. Позже, когда мне пришлось поплавать на лодках и лодчонках, на самоходных баржах и водометных катерах, я тоже стал именовать «Костромичей» (так называется тип катеров, к которому относилась «тридцатьчетверка») теплоходами. Неутомимые работяги, они таскают караваны барж, проводят плоты, развозят почту. Быстрые на ходу, мелко сидящие в воде, с мощными двигателями, «костромичи» легко подымаются вверх через пороги и шиверы.