От Падуна до Стрелки - [3]

Потом назначение в Иркутск. Ей предлагают остаться в областном управлении гидрометеослужбы. Отказывается, уезжает в далекий Илимск на маленькую метеостанцию.

Суровый климат, люди, не сразу идущие навстречу новому человеку, ответственность первого в жизни дела, оторванность от привычного мира. Здесь она узнает и о Радищеве, который жил в илимской ссылке, и о первых экспедициях Черского и Чекановского, и о богатствах края и, самое главное, начинает понимать, как нужна ее работа, ее станция геологам, лесорубам, летчикам, охотникам. Ее сводки погоды, вывешиваемые на бревенчатой стене домика метеостанции, теперь читают все жители Илимска.

Проходит три года. Валя приезжает к родителям в отпуск. И вдруг телеграмма: «Сообщите согласие работать Братской обсерватории». Она вылетает в Иркутск.

Так Валя оказывается в Братске. Она не жалеет об этом, хотя сердце ее по-прежнему крепко привязано к Илимску. В Братской обсерватории ей поручают работу инженера-гидролога. Незадолго до нашей встречи она вернулась из большой поездки — руководила специальной экспедицией, которая детально обследовала Окско-Ийскую часть водохранилища.

Скоро Валя окончит заочное отделение Иркутского университета и, кто знает, может, будет участвовать в создании нового таежного водохранилища — Усть-Илимского.

…На малых оборотах «Гидротехник» подходит к невысокой скале. Здесь море скрыло в своей пучине Пьяновский порог.

Замерить глубину нам не удается. Лот утащил за собой весь трос длиной в сто пять метров, но дна так и не достиг.

Солнце поднялось высоко-высоко и опалило нас жгучим зноем. Даже на палубе быстро идущего катера становится жарко. Хорошо бы выкупаться. Подходим к прерывистой цепочке плотов. Совсем недавно в этом месте над Ангарой стояли легкие серебристые фермы железнодорожного моста. Но дорогу вынесли из зоны затопления, и мост пришлось разобрать. Правее плотов показывается белый пароход. Продолжительность рейса из Братска в Иркутск теперь сократилась больше чем на сутки. Море поглотило Ангару, погасило ее течение, потому и быстрее стали ходить пароходы.

Купание наше короткое — Леонид Никифорович недовольно машет рукой, требуя, чтобы все выбрались на палубу. Он спешит: программа дня еще не выполнена.

И снова торопится «Гидротехник», на этот раз назад, к Братску, до которого около сорока километров. Леонид Никифорович возвращается к разговору, начатому еще утром на берегу.

— Непосвященному может показаться, что создание искусственного водохранилища, даже такого, как Братское, дело хоть и длительное, но несложное. Достаточно воздвигнуть плотину, и сиди себе спокойно, жди, пока наполнится море.

На самом деле все не так, все гораздо сложнее. Плотину строят, но вместе с этим, а вернее, еще раньше надо заняться другими проблемами, и они ничуть не проще. Границы будущего моря определены давно. Теперь необходимо посмотреть, что попадет в зону затопления— какие города, поселки, деревни, пашни, огороды. Их, естественно, нужно перенести в другое место. В случае с Братским морем это усложнилось тем, что приходилось не только строить новые колхозные деревни, но и раскорчевывать тайгу, превращая ее в плодородные поля.

С этой частью работ справились как будто успешно. Жители старого Братска, стоявшего у слияния Ангары с Окой, переехали в поселки нового Братска. Даже такой исторический памятник, как знаменитый Братский острог, в одной из башен которого сидел в заточении протопоп Аввакум — один из вождей раскольников, разобран по бревнышку и перенесен в город энергетиков. Получили новые земли и колхозы, в том числе один из первых на Ангаре, созданный в деревне Падун еще в 1930 году и символически названный тогда «Ангарстрой».

Осталось ли что-нибудь еще на дне будущего моря? Лес, целый океан леса — 500 тысяч гектаров. С ним-то справиться труднее всего. Предполагалось вырубить тридцать восемь миллионов кубометров. Были созданы десятки леспромхозов, вооруженных машинами. Но они слишком поздно взялись за дело. Лишь с половиной задания справились. Да и то далеко не все срубленное вывезено. Не было дорог.

— Вот и получилось, — хмуро подводит итог Леонид Никифорович, — к берегам пока не подойдешь, все забито лесом, ходить по морю опасно — топляков полно. Но самое плохое — вода залила живой лес.

Он подводит меня к борту:

— Вот вам и первые последствия наших промахов. Леонид Никифорович замечает мое недоумение.

— Видите эту зелень? — указывает он на воду.

На поверхности плавают небольшие островки зеленой пленки.

— Листья, хвоя деревьев, кустарник медленно разлагаются в воде. Вот эта суспензия — для нас полная неожиданность. Как она повлияет на жизнь моря, его обитателей, на Ангару ниже плотины? Пока никто еще не занялся изучением этого явления. Приезжали, правда, из Москвы эпидемиологи. Они успокоили: «Воду из моря пить можно». Вот и все, что они сказали.

Природа мучительно медленно перестраивается, когда мы решительно меняем ее облик на огромных пространствах. У нас еще не хватает опыта и порой знаний, чтобы понять до конца, точно предвидеть, как будут протекать все эти изменения. А они уже есть.