От Олимпии до Ниневии во времена Гомера - [11]

.

Иона вознамерился бежать с глаз господних в Тарсис (Таршиш) и спустился в Иоппу (Яффу). Там он нашел корабль, который отправлялся в Тарсис. Он оплатил проезд и взошел на корабль, чтобы плыть в Тарсис.

Вряд ли бедный проповедник имел столько денег, чтобы оплатить проезд до Тарсиса, да и при его изнеженности ничего не было бы ужаснее длительного морского путешествия. Его поездку можно сравнить с современным путешествием из Штральзунда на остров Хиддензе[14]. Спокойно покупаешь билет и ложишься в каюте, чтобы проспать весь короткий, но скучный путь. Ионе же, намеревавшемуся избавиться от довольно неприятного поручения, вполне было достаточно поездки в Тарс.

Не будем придавать слишком большого значения тому обстоятельству, что грешная Ниневия не имела никакого отношения к богу израильтян. Иначе действие романа не могло бы развиваться. Ведь для посланника бога, угрожавшего от его имени израильскому городу, не было большого риска. Во всяком случае, не имело смысла сразу же садиться на корабль и бежать сломя голову. Ниневия во времена Синаххериба стала значительным городом и оставалась им до конца существования ассирийской империи; это отличало ее от других часто менявшихся резиденций ассирийских властителей. В это время Ниневия была известна всем.

«Город торжествующий, живущий беспечно, говорящий в сердце своем: «Я — и нет иного, кроме меня»

(Софония, 2,15)[15].

Ниневия сама по себе, подобно более позднему Багдаду, городу «Тысячи и одной ночи», представляла интерес для любого рассказчика. Синаххериб также волновал воображение народов больше, нежели другие ассирийские цари. Его упоминают и в «Повести об Ахикаре»[16]; он — герой рассказа об осаде Иерусалима; именно он скрывается за образом распутного Сарданапала с его презрением к миру. Гаремные интриги, которые привели к убийству одаренного, но легкомысленного властителя, также внесли свою лепту в популярность этого образа. Сообщники убийц скрылись в Кархемыше и вместе с преступниками бежали в Урарту, где оказались в безопасности. Это событие взволновало все умы. Известие о нем облетело мир со скоростью ветра. Мы можем с уверенностью предполагать, что его разнесли по всему свету корабли Тарса.

«Тогда Господь напустил на море большой ветер, и поднялась на море большая буря, и была опасность, что корабль разобьется. И моряки испугались, и каждый стал звать своего бога и бросать в море всякую утварь, какая была на корабле, чтобы он сделался легче. А Иона, спустившись внутрь корабля, улегся и уснул себе крепким сном. И тогда начальник моряков подошел к нему и сказал:

— Что ты тут разоспался? Вставай, зови своего Бога, вдруг Бог выручит нас и мы не погибнем»[17].

По-видимому, команда корабля была интернациональной, так что следовало среди многих богов найти того, который оказался разгневан. Речь шла, конечно, не о том, кто из богов сильнее, а о том, кто из пассажиров или матросов разгневал своего бога. Корабль, очевидно, не просто шел в Тарс, но и был из Тарса. Только для этого города характерно такое смешение народов.

«И все сказали друг другу:

— Давайте метнем жребий и узнаем, из-за кого нам эта беда.

И они метнули жребий, и жребий пал на Иону».

Здесь мы сталкиваемся с распространенной среди многих народов морской легендой. Различия между вариантами заключаются лишь в том, сразу ли бросают заподозренного в воду или сначала сочувственно расспрашивают, чем он прогневил своего бога.

«Тогда они сказали ему:

— Скажи нам, из-за кого нам эта беда, какое твое занятие, откуда ты держишь путь, из какой ты страны, из какого народа?

И он сказал им:

— Я еврей и страшусь Господа, Бога небес, который сотворил море и сушу.

Тогда они устрашились донельзя и сказали ему:

— Зачем ты это сделал? (Ведь они узнали, что он бежит от Господа, потому что Иона сказал им это.)».

Последнее замечание, как легко догадается самый неискушенный читатель, бессмысленная вставка. Иона, конечно, ничего им не говорил, иначе зачем бы стали они его опрашивать о происхождении. Он сразу забрался в каюту, чтобы предаваться там своему излюбленному занятию — сну. Начавшейся бури он даже не заметил. Все дальнейшее Иона воспринимает с поразительным фатализмом, который так подходит к его вялой и бездеятельной натуре.

«И они сказали ему:

— Что же нам делать с тобой, чтобы море отступилось от нас? (Ведь море бушевало, не унимаясь.)

И он сказал им:

— Возьмите меня и выбросьте в море, и море от вас отступится. Ведь я же знаю, что застигла вас такая большая буря из-за меня.

Тогда они принялись грести изо всех сил, чтобы повернуть к берегу, но это им не удавалось, потому что море, бушуя, наступало на них. И тогда они стали звать Господа, говоря:

— Господи, не дай нам погибнуть из-за этого человека, но и не взваливай на нас крови невинного! Ведь ты — Господь и поступаешь так, как захочешь.

И они взяли Иону и выбросили его в море…»[18].

Хотя жестокий бог евреев требует, чтобы его приверженца бросили в море, они все же извиняются перед богом за то, что выбрасывают за борт человека, хотя и исполняя его приказ. Они даже пытаются направить корабль к берегу, прежде чем прибегнуть к этой крайней мере, — добрый морской обычай, сложившийся у народов-мореплавателей. Ведь честных моряков скорее всего в древности было больше. Эти простые парни выгодно отличаются от бездеятельного пророка, который — как мы это увидим позже — проявляет всегда только одну готовность: отступать при малейшей трудности или умереть, чтобы не преодолевать никаких препятствий. Комизм ситуации заключается именно в том, что он сам предлагает бросить его в море: ведь ему все безразлично. Но морякам такое радикальное решение оказалось совсем не по вкусу.