От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны - [8]

Начиналось лето 1939 года, а государственные деятели в Париже и Лондоне не спешили с решением вопроса о советской военной помощи, хотя им самим становилось все более понятным, что без этой помощи Польша обречена, так же как, вероятно, и сами западные державы.

Как ни странно, в это время уверенность французского генерального штаба в боеспособности польской армии возросла. Подобную уверенность разделяли также военные атташе Франции, Англии и США в Варшаве. Мне, как невоенному журналисту, это казалось странным, так же как и то, что поляки упорно отказывались понять катастрофическое военное положение и необходимость военной помощи со стороны Советского Союза. Первую неделю апреля я провел в Польше и 2 апреля в Варшаве сделал следующую запись в своем дневнике: «В воскресенье присутствовал на авиационном параде. Грустное зрелище. Мои польские друзья извинялись за неповоротливые тихоходные бомбардировщики и истребители — бипланы — все безнадежно устаревшие. Поляки показали пяток современных истребителей, казавшихся достаточно быстроходными, но ничего больше у них не было. Как сможет Польша воевать против Германии с подобными военно-воздушными силами?»

6 апреля — день, когда английское и польское правительства объявили о своем намерении подписать договор о взаимной помощи, — я сообщил из Варшавы, что при поддержке Великобритании и Франции поляки будут сражаться. Тем не менее три вещи «не дают мне покоя»: опасное стратегическое положение Польши (после оккупации Чехословакии немцы окружили ее с трех сторон); немецкая линия укреплений «Западный вал», строительство которого будет завершено к зиме, отпугнет Францию и Великобританию от наступления на Германию с запада и, таким образом, от оказания помощи Польше; и, наконец, Советский Союз. На этой неделе я имел встречи и беседы с доброй дюжиной поляков — дипломатов, военных, старых легионеров Пилсудского, возглавляющих «Польское радио», — и все они не могут заставить себя понять, что Польша не может позволить себе такую роскошь, как вражда с Германией и с Россией, что они должны сделать выбор и что если они заручатся помощью России совместно с Англией и Францией, то будут спасены… Никогда! — говорят они.

Наступил июнь, а переговоры с Советским Союзом все еще не начались. 1 июня министр общественных работ де Монзи записал в своем дневнике: «Англо-французские переговоры с Советским Союзом оказались в тупике. Фактически эта идея мертва, но не будет погребена, чтобы поддерживать впечатление, что она еще живет». В данном случае желание, пожалуй, опережало действительность. Но во всяком случае это высказывание отражало настроения ряда министров — членов кабинета. Даладье и Боннэ понимали, что англичане тянут время, и главным образом из-за позиции самого Чемберлена. Премьер-министр не только не доверял русским, но и не верил, что они располагают достаточной военной мощью, чтобы быть полезными для западных союзников. Этого же взгляда придерживались и английские военные специалисты. Так, 6 марта английский военный атташе и военно-воздушный атташе в Москве направили пространные донесения в Лондон, в которых говорилось, что, хотя оборонительные возможности Красной Армии и военно-воздушных сил значительны, они не способны предпринять серьезную наступательную операцию. Однако 27 мая под шквалом критики в палате общин со стороны членов парламента во главе с Черчиллем, Ллойд Джорджем и Антони Иденом премьер-министр пошел на уступки и поручил английскому послу в Москве дать согласие на обсуждение договора о взаимной помощи, военной конвенции и предоставлении гарантий странам, кг торым угрожал Гитлер. Этот шаг, как сообщил в Берлин из Лондона немецкий посол Дирксен, был предпринят «чрезвычайно неохотно».

Русские настаивали, чтобы английская сторона с целью ускорения переговоров направила в Москву министра иностранных дел. Но лорд Галифакс отказался от поездки. «Было действительно невозможно выбраться отсюда», — заявил он советскому послу. Энтони Идеи, вышедший ранее из правительства, предложил поехать вместо Галифакса. Но Чемберлена это не устраивало. Вместо министра он решил послать Уильяма Стрэнга, второстепенного чиновника Форин оффис, бывшего сотрудника английского посольства в Москге, антисоветски настроенного и малоизвестного как г Англии, так и за ее пределами. Черчилль оценил это назначение как «очередной промах». Посылка столь второстепенного чиновника, считал он, «равнозначна демонстративному оскорблению». Русские придерживались такого же мнения. Для них это было новым доказательством того, что Чемберлен не очень-то стремится приступить к деловым переговорам об эффективном союзе против Гитлера.

31 мая в своем первом публичном выступлении после назначения на пост наркома иностранных дел СССР В. М. Молотов подверг резкой критике Англию и Францию за их нерешительность. Если они действительно хотят заключить договор с Советским Союзом о сдерживании агрессии, сказал он, то должны перейти к делу и согласиться с тремя основными положениями:

1. Заключить трехсторонний договор о взаимной помощи.