От любви не убежишь - [22]

Стелла смотрела на нее, не способная оценить все тонкости ретро-моды.

— Знаешь, — настаивала она, — если тебе нравятся старые вещи, давай поднимемся наверх. Она завела Элли в маленькую комнатку на верхнем этаже и раскрыла чемодан с расшитыми стеклярусом платьями двадцатых годов, принадлежавшими ее матери.

Элли взвизгнула от восторга и скинула свой чудовищный наряд на пол. Она перемерила несколько платьев и остановилась на облегающем, разукрашенном бисером, матово-розовом.

— Да, по крайней мере, в двадцатые годы одевались элегантно.

Стелла еще раз оглядела внучку и заменила ее жуткую шляпу темно-розовой заколкой из перьев. Потом отступила на несколько шагов и улыбнулась.

— Я так и думала, что они подойдут тебе, но, пожалуйста, Элеонор, — сморщив от отвращения свой аристократический нос, сказала она, — сними эти ужасные ботинки.

Тесс едва успела надеть новый шелковый кремовый лифчик, отбиваясь от попыток Стивена стянуть лямки и поцеловать ее розовые соски, когда в комнату вихрем ворвалась Элли в своем пышном убранстве, напевая веселую песенку. Заметив, что Тесс смущенно поправляет бретельки лифчика, она возвела глаза к небу.

— Ох, вы опять этим занимаетесь. Не понимаю, что с вами происходит последнее время. Надеюсь, вы предохраняетесь? Я умру от стыда, если мама залетит, в ее-то возрасте.

— Спасибо, Элли, довольно! — Тесс вытолкнула ее из комнаты. — Я буду благодарна тебе, если ты вспомнишь, что многие женщины рожают в моем возрасте своего первого ребенка!

В день торжества, несмотря на умелый надзор Стеллы, наступила полная неразбериха. К полудню установили тридцать круглых столиков в зале. Обычно Джулиус использовал этот зал под свою мастерскую, сквозь высокие окна лился превосходный северный свет. Каждый столик, рассчитанный на десять персон, был накрыт толстым покрывалом. Сверху постелили большие льняные ирландские скатерти, а потом еще и круглые розовые скатерти поменьше, стол сервировали белым тонкостенным фарфором, хрустальными бокалами и хрустящими большими салфетками.

В центре каждого столика оставили места для цветочных композиций, приготовленных Стеллой и Элли. Стелла терпеть не могла профессиональных флористов, которые любое торжество превращали в обед в модном клубе.

Наконец столики были накрыты и подвергнуты тщательному осмотру.

— Это, — пробормотала Стелла, — очень мило, но слишком предсказуемо. Нужно что-то еще, но я не могу понять, что.

— Я знаю, — торжественно объявила Элли и скрылась в саду с секатором.

Она вернулась с победным видом, с огромной охапкой плюща.

— Что ты собираешься с этим делать? — робко спросила Стелла.

— Подожди, увидишь, — твердо сказала Элли, выпроваживая Стеллу из зала. — Пойди, ба, посмотри, как там обстоят дела с закуской.

Вернувшись через двадцать минут, Стелла застыла от изумления. Столики были украшены плющом, причудливо, каждый по-своему. Плющ придавал ту изюминку, которой недоставало. Стелла захлопала в ладоши.

— Да, хоть Элли и напоминает немного приведение, но что-то все-таки в ней есть, — сказала она Тесс, подошедшей спросить, не нужна ли помощь.

Тесс просияла от гордости, несмотря на то, что талант Элли явно унаследовала не от нее.

Зал с григорианскими окнами и фантастическим освещением наполнился поставщиками провизии, участниками струнного квартета и ирландской фолк-рок-группы. Джулиус стоял на широкой лестнице с бутылкой кларета и любил всех и вся.

— Ну и кто будет сегодня произносить речь? — спросил Стивен, присоединяясь к нему. Перегнувшись через перила, он смотрел на суматоху внизу.

— Никто, — сказал Джулиус, отхлебнув кларета. — Я не выношу все эти трескучие фразы.

— Ты никак не собираешься отметить это событие? — удивился Стивен.

Джулиус ухмыльнулся:

— Ну, я думаю сказать несколько слов.

— Почему бы и нет? — сухо проговорил Стивен. — Конечно, никто не сможет оценить тебя так, как ты сам.

Но Джулиус уже не слушал, он пытался привлечь внимание режиссера съемочной группы, Себастьяна.

— Как поживает моя любимая сноха? Ты выглядишь потрясающе! — В безукоризненно сшитом фраке и великолепном клетчатом жилете, Джулиус одобрительно приветствовал Тесс, которая спустилась наконец по широкой лестнице и присоединилась к вечеринке. Ей очень шло, и она это знала, изумрудно-зеленое бальное платье и висячие сережки из зеленого стекла, купленные Элли. К изумлению Тесс, Джулиан взял ее под руку и помог спуститься вниз, так, словно она была из фарфора.

— Кажется, вы связаны с этими местами, — сказал он, жестом обводя вокруг, — молоко вашей кожи и эти неистовые волосы. Вы созданы для Ирландии. Я думаю, наши корни — здесь.

Тесс улыбнулась, подумав, что есть и еще что-то, от чего ее кожа и глаза сияли.

— Ну нет, во мне много всего намешано. Если во мне и есть капля ирландской крови, — уточнила она, взяв бокал шампанского с подноса, — и если бы меня когда-либо и допустили в такой дом, как этот, то только для того, чтобы мыть и чистить его.

— Только до тех пор, пока хозяин не заметил бы вас и не сделал бы своей невестой.

— Скорее всего, он затащил бы меня в бельевую и там помог избавиться от моей добродетели посреди парчовых и шелковых скатертей, — поправила его Тесс. — Клялся бы мне в вечной любви, пока я не сообщила бы ему, что беременна. Моя семья отреклась бы от меня, а священник объявил бы, что я проститутка. После чего хозяин решил бы, что я сама во всем виновата и отослал бы меня в работный дом или назад, домой, в Ливерпуль, на первом корабле, идущем туда.