От любви не убежать - [9]

— И вы так считаете? — спросил он тихо.

— Как вам сказать. Отец говорил, и я с ним согласна, что всегда нужно понять причины, побудившие человека к тому или иному поступку. Дело в том, что… — Кит вдруг замолчала, удивляясь собственной искренности с этим, возможно, опасным чужаком. Неужели она разоткровенничалась только потому, что слишком долго жила, отгородив себя от всего остального мира?

Гость внимательно посмотрел на нее, после чего снова отошел к окну. Девушка молча наблюдала за ним. В доме было так жарко, что мужчина снял наконец-таки верхнюю рубашку. Он был хорошо сложен, и ее предположения о широте плеч полностью соответствовали действительности. А вот талия и бедра оказались узкими, и плотно облегающие джинсы — старые, засаленные, порванные на коленях — подчеркивали это. Кит невольно глянула на заштопанный рукав с ржавым пятном, не поддающимся стирке.

— Что у вас было с рукой?

Незнакомец обернулся и бегло глянул на рукав, словно вспоминая что-то.

— Так, царапина.

— Обо что же вы так сильно оцарапались? Крови, судя по рукаву, было более чем достаточно.

— Да, вид был не из приятных. Но сейчас все в порядке.

— Но если это какая-то ржавая железка, нужно срочно сделать противостолбнячную прививку.

— Уже сделал.

— Недавно?

— Да. Шеф заверил, что этого вполне… — Он вдруг осекся, словно сказал что-то лишнее.

А Кит подумала с раздражением: выходит, то, что она доверяла ему, не имея о нем ни малейшего представления, — это в порядке вещей, он же открываться ей явно не собирался.

— Извините. — Он будто читал ее мысли. — Больше я ничего не могу вам сказать.

Кит сразу вспомнила слова отца, который говорил, что ей, на лице которой написаны все чувства и мысли, никогда не стоит играть в покер.

— У меня приличная аптечка, и если вы позволите взглянуть…

— Спасибо, но мне действительно не нужна помощь. Я промыл рану в озере на отмели, и кровотечение сразу же прекратилось.

— И все же, позвольте взглянуть. Если вам приходилось спать на улице, в грязи и под дождем, можно было занести инфекцию.

На лице незнакомца мелькнула досада.

— Вообще-то, последнюю пару ночей я спал в вашем сарае.

Кит испуганно поглядела на Гуса и подумала о том, что сама сбивала с толку пса собственным непоследовательным отношением к человеку, который тайком расхаживал вокруг да около их дома.

— Тем более, нужно принять меры. Я, слава Богу, знаю, какая антисанитария царит в сарае. С год, наверное, не убиралась там.

— Зато там сухо, — улыбнулся гость. — И ветер не дует.

А у моего взломщика потрясающая улыбка, отметила Кит, осознав, что она снова называет его «мой взломщик». Молодой человек пристально смотрел на нее, и что-то в его ярко-синих глазах насторожило девушку. Она спешно принялась собирать посуду.

— Помою посуду и достану аптечку, — сказала Кит.

— С посудой я сам справлюсь.

Только тщательно вымыв последнюю тарелку, он позволил ей провести себя в большую комнату, уселся на стул, который она ему пододвинула, пока хозяйка включит настольную лампу.

Кит чуть не вскрикнула, когда он закатил заштопанный ею рукав. Через предплечье бежала безобразная кривая рана, но она была действительно чистая и без признаков заражения.

— Как вас только угораздило? — пробормотала она, доставая антисептик. Толку от него теперь, спустя несколько дней, было мало, но и вреда причинить он не мог.

— Колючая проволока.

Он вздрогнул, когда она ватным тампоном провела вдоль раны; та начала заживать, но затянуться, еще не успела.

— Были у Эйбла?

— Не знаю.

— Он единственный использует здесь колючую проволоку, чтобы скот не подходил слишком близко к ульям.

— К ульям?

— Да, он местный поставщик меда.

— Тогда мое счастье, что я не дошел до пасеки. Меньше всего в жизни хотел бы столкнуться с роем пчел.

— Пчелы Эйбла никого, кроме хозяина, не признают, — сказала Кит и потом добавила: — Как только просохнет, перевяжу.

Незнакомец кивнул и с закатанного рукава рубашки перевел взгляд на хозяйку дома.

— Спасибо за починку рубашки.

— Не за что.

Не глядя на него, она развернула бинт. Гость, облокотившись здоровой рукой на стол, положил на нее голову. Наклеив пластырь, Кит взяла в руки ножницы, чтобы отрезать бинт, и чуть не уронила их, когда он неожиданно спросил:

— Это вы? Хорошая фотография.

Кит подняла глаза на семейную фотографию в старинной серебряной рамочке, которую обожала с детства.

— Это не я, моя мама.

— О, а я подумал, что вы.

— Можно подумать, что это на вас свалилась ветка, а не на меня. Вы что, не видите, что у нас с ней ничего общего.

— Напрасно вы так думаете. У вас такие же густые темные, шелковистые волосы, как и здесь, — Он указал на снимок. — Тот же чуть вздернутый носик. И эти глаза невероятного цвета, похожие на золотой лютик. И…

— Вы хоть понимаете, что говорите? — У Кит перехватило дыхание при мысли, что незнакомец говорит такие слова в знак благодарности. — Она же была красавицей.

Он резко повернулся к ней.

— А? Что вы сказали?

— Мама была просто красавицей. А я — долговязая, большеротая. Она была нежной и хрупкой, как куколка, как роза со старомодной открытки.

— А вы себя таковой не считаете?

— Себя — розой? — Она рассмеялась. — Подсолнухом— еще куда ни шло.