От Копакабаны до Амазонки - [59]

Ничто не изменилось с тех пор, как Жильберто Фрейри писал:

«Когда наступали трудные времена, сахарные аристократы портили сахар, подмешивая в него землю и песок; другие воровали негров или контрабандой вывозили их из Африки. К подобным беззакониям известна привязанность и нынешних знатных семейств аристократов сахарного северо-востока, в том числе потомков древнейших коренных дворянских фамилий».

— К чему это может, по-вашему, привести?

— Многие владельцы исчезнут. Это неотвратимо. В том числе и узинейро. Они не желают ни уезжать отсюда, ни что-либо делать. Крестьянские лиги расшатывают собственность. Жулиан, наш депутат, говорит, что хочет улучшить положение, а на деле хочет все поломать. Его программа — это Куба. Он молится на Кастро. Другие крестьянские лидеры — большие реалисты, патер Мельо например. У него сейчас хорошие позиции. Кстати, он был здесь, когда вы спали. Но Жулиан![53] Это вылитый Ласерда, губернатор Рио, только с другого полюса: два неизбежных зла — они уравновешивают друга друга.

Насколько сильно политическое брожение распирает сахарную зону, можно судить по тому, что многие священники, обвиняемые в левизне и даже в коммунизме, возглавили крестьянские лиги, батрацкие профсоюзы. Они организуют демонстрации, забастовки, требуют и добиваются увеличения зарплаты. Ураган возмущения проносится над сахаром. В 175 километрах от Ресифи, на краю полигона, успешно ведет борьбу патер Гоувеа — побочный сын сахарного магната: на последних выборах впервые за всю историю там не прошел кандидат хозяина, который роздал немало денег, а крестьяне накупили себе на них японских сандалий и шариковых ручек, но выбрали своего кандидата. Что вы об этом скажете?

Сейчас на сахарных землях главенствуют три основных течения: священники, Жулиан и коммунисты. Зачастую священники стихийно объединяются с коммунистами, как, например, в Палмаресе, где крестьянская лига насчитывает 35 тысяч членов: там заправляют двое — Грегорио Везера, бывший депутатом федерального парламента до запрещения его партии, и патер Эдгар Ка-рисио. Увеличение на 80 процентов числа членов союза наглядно показывает плоды такого действенного содружества.

Но от владения к владению на этих гигантских просторах без всякой связи условия меняются. Крепкий профсоюз сменяет зародышевая группка, полузадушенная местным хозяином, его делегатом и его убийцами, трезвого руководителя — взбалмошный выскочка, короче — все отражения этой земли контрастов.

Крестьяне земли Галилейя показывали бычий рог с отпиленным концом, костяную воронку: «Это клистир управляющего Валентино. Он любил убивать людей через зад. У него и рецепт был против профсоюза: креозот, жир и перец. А для выборов — селитра, жир и касторка».

В Галилейе хозяин, чтобы не выполнять законов и не платить недавно установленный строгий минимум зарплаты, съехал с земли, бросив все на произвол судьбы… «Пусть сами устраиваются. И пусть только попробуют коснуться моего скота, увидят!» И люди иссыхали от голода рядом с гуляющими быками. В имении Каксанга полиция нашла оружие, в том числе немецкий пулемет, и передала армии, которая возвратила его сеньору! Другой владелец, говорили мне, со своими капангас убил пятерых крестьян.

Мне не удалось повидать депутата Жулиана, а только его сподвижников, странно выглядевших на солнцепеке среди пальм с кожаными портфелями в руках. Я очень жалею, что у меня не хватило сил подняться и поговорить с патером Мельо, громогласным и спорым на слова. Не так давно он заявил в прессе: «Обвинять губернатора Араеса в том, что он коммунист, значит солгать дважды. Во-первых, потому что он не коммунист, а во-вторых, потому что он не способен на это». И добавил: «На президентских выборах в 1965 году я буду голосовать за Ласерда. Сознательно. Я не буду вести за него кампанию, ибо нельзя вести кампанию за реакционера, но голосовать буду. Поскольку он не способен сплотить вокруг себя массы и отвращает от себя даже друзей, у нас будет тогда время объединиться и взять власть». С другой стороны, я встретил членов одной анархиствующей группки, которые спят и видят, как бы предать все огню и мечу. «Комары революции», — сказал с усмешкой шофер, привезший меня к ним. В один из вечеров в парке Ресифи мне предстояла случайная встреча с коммунистами. Но перед тем как возвратиться в столицу, я должен был еще посетить в Тирири кооператив, созданный «Суденой» на сахарных землях.

Вначале «Судена» предложила финансовую и техническую помощь латифундистам для проведения ирригации, селекции семян и улучшения производства… в обмен на земли, которые те дадут под пищевые культуры. (Ресифи со своими 800 тысячами жителей и прилегающая область ввозят 80 процентов пищевых продуктов. Фасоль доставляют из Сан-Паулу, за 2 тысячи километров, рис — из Риу-Гранди-ду-Сул, еще дальше.) Ничего не вышло: проволочки, прямые или косвенные отказы, скрытое и явное сопротивление. Отсюда возникла мысль на небольшом участке общественной земли в сорока километрах от Ресифи основать образцовый крестьянский кооператив Тирири.

Эксперимент длится уже год. Тридцать семей работали первые двенадцать месяцев половину времени на сахаре, половину — на пищевых культурах: маисе, маниоке, ананасах и, несмотря на самую примитивную технологию, пришли к концу года со среднемесячным заработком в 24 тысячи крузейро. Если добавить к этому свободный барракан, где торгуют по нормальным ценам, то уровень жизни членов кооператива по сравнению со средним уровнем жизни рабочих сахарных плантаций вырос в пять раз. Психологические сдвиги весьма и весьма значительны: пайщики Тирири сами построили школу и по вечерам сменяют за партами детей.