От Калмыцкой степи до Бухары - [22]

Союзник, предлагавший свои услуги для новых отдаленных походов‚ уверял, будто имеет связи и между кавказскими горцами, и на Дону. Это вполне возможно, если принять в соображение характер тех стран и постоянное их объединение, начиная с проблесков истории. Правители Хорезма, из которого приходили звать македонян, стояли во главе просвещенного население, вкусившего от персидской культуры, и кроме того окружены были массой тяготевших к ним кочевий. Что же удивительного, если власть современных хивинцев простиралась тогда очень далеко!

Но македоняне не поддались на увещания, не решились идти за вожатаями на северо-запад. Александра притягивала Индия, да вдобавок в окрестных пустынях неуловимо скитался и вредил грекам туркестанский Югурта‚ по имени Спитамен ... Голова его оценена. Сами туранцы отчасти отложились от свободолюбивого /117/ борца. И все-таки ни днем, ни ночью нет покоя.

Вот хоть бы и теперь: поздний вечер... оазис спит в лунном сиянии... стража замерла на уступах вала. Мечты уносят в таинственную даль на юг, за снеговые исполинские хребты. Там жизнь высшего порядка, неисчерпаемая мудрость, ведение всего сокровенного, источник полного блаженства.

Вдруг около царского шатра смятение. Смутный говор. Бряцание оружия. Вероятно - опять нападение, опять жаркий и бесплодный бой. Однако не то. Какая-то женщина-туземка идет к Александру. Вся она в крови и пыли. За нею покорно следует раб в грубом бараньем тулупе с небольшою ношею в рунах. «Я - жена Спитамена», говорит незнакомка: «вели мне отвесить обещанное золото!» И спутник ее показывает царю искаженную судорогами голову злейшего врага манедонян *[U10] ). Как ни восторжен Александр, как он ни влюблен в восток, - но страшная нагая действительность берется с идеализацией. Чего ждать в Азии, где небывалое возможно?

-------

/118/

XIV СРЕДИ РАЗВАЛИН.

Умер в цвете лет Великий Искандер, и над его распадающейся империей сгустились зловещие тени. Преемники затеяли кровавую распрю, которая должна была так или иначе отражаться на порубежьях Ирана и Турана. В это время мервским оазисом (Маргианой) владел молодой еще полководец Селевк, младший сына Антиоха от дочери Спитамена. Ему на долю достались тоже Сирия, Вавилон, вообще разные богатые смутами страны передней Азии. Халдейские прорицатели рано сказали, что его ждет ослепительная слава. Очевидно, сражающемуся с соперниками царю мало интереса представляла отдаленная северо-восточная окраина и она оставалась забытой в числе семидесяти двух сатрапий.

Но первый Селевкид Антиох (280-261) не /119/ преминул сначала утвердить здесь мимолетно свою столицу, наименовав ее одною из многих основанных им Антиохий. Он окружил оазис стенами в 240 в. длины, а город в десять.

Иранцы исказили греческое название в Андив, китайцы в Анси. И странные мысли приходят на ум, при посещении старого Мерва. Местоположение последнего на протекающем тут же близко Мургабе туманно определено. Кто знает, не находятся-ли под моими ногами остатки любопытного города *[U11] )‚ который вмещал и психически роднил туземцев с греками? Степень их общения и слияния до того не установлена, не исследована, загадочна, что каждое открытие в этой сфере составляло бы драгоценнейший вклад в историю культуры. В самом деле: совершенно чуждые по духу миры сталкиваются и ежеминутно соприкасаются под скипетром могущественного монарха, и притом не на протяжении только его обширного царства, и в узких границах такой своеобразно-яркой области, какова была Маргиана древних. Там целый сноп лучей издавна сосредотачивался религиоз- /120/ ными иранцами для того, чтобы отгонять ими злой мрак наступающей пустыни. В этот замечательный очаг почти сверхъестественного света не могли не вглядываться глубокомысленные соотечественники Платона и Аристотеля. Где кипела борьба и азияты являлись лишь в качестве рассвирепевших врагов, сыны Эллады не имели случая всесторонне вникать в характернейшие особенности инородной жизни. У Мерва и вокруг царила сравнительно тишина. Жаждавший чему-нибудь высшему научиться стоял здесь, так сказать, на пороге храма премудрости. Мне думается почему-то, что именно на подобной довольно тихой окраине должны были крепнуть разумные взаимоотношение между Западом и краями Зороастра.

Нам, которые себя считаем более или менее непосредственными наследниками эллинизма в его стремлениях к истине, благу и красоте, нам, сознающим свою связь преимущественно с классическим Востоком, волею судеб суждено было стать после греческого владычества прямыми наследниками всего, что перед ним некогда склонялось. Чем отличались господствующие пришельцы, как охватывало их туземное население - вот вопрос необыкновенно важный для России. Две тысячи слишком лет назад /121/ живо коснулось Средней Азии сильнейшее культурное влияние, и она ему, кажется, почти вовсе не поддалась. Ее недра, ее коренной строй остались неизменными. Отчего это случилось? Не знаменателен ли такой пример? Какими средствами можно ее подчинить себе? Тут, одним словом, малейшее недоумение разрастается в новую проблему...

Насколько скудные, необработанные данные позволяют судить, главнейшие причины эллинской шаткости следует видеть в трех обстоятельствах: отчасти греки заслушались льстивых азиятских речей и, понемногу теряя всякие творческие способности, погрязли в тине местных пороков; отчасти встреченный быт являлся чересчур сложным, чтобы с ним быстро знакомиться и еще быстрее на него влиять. Постепенно резвившееся самомнение, параллельно с безнравственностью и непониманием окружающей жизни, - все это в совокупности уничтожило за Каспийским морем смелое дело Александра Македонского *