От I Мировой войны до конца XX века - [21]

Шрифт
Интервал

Социализация воспитания детей

Никто не станет спорить с тем, что развитие института школы–одна из основных черт социального развития во второй половине XX века. Попробуем дать всестороннюю оценку этому явлению.

С одной стороны, речь идет об увеличении длительности школьного образования. По закону Жюля Ферри (1882) учиться в школе полагалось до тринадцати лет, а для учеников, получающих свидетельство о начальном образовании, — до двенадцати; в 1936 году учиться в школе полагалось до четырнадцати лет; родившиеся после 1 января 1953 года по указу от 6 января 1959 года должны были учиться в школе до шестнадцати лет. На деле средняя продолжительность школьного обучения увеличилась на три года. В 1950–1951 годах лишь половина 14–летних, треть 16–летних (35,5%) и четверть 16–летних (27,2%) посещали школу. В 1982–1983 годах практически все 14–15–летние мальчики и девочки учились в школе; среди 16–летних посещали школу 85,7%, а среди 17–летних—70,4%; сегодня[52] доля 17–летних школьников превышает долю 14–летних в 1950 году. И около половины 18–летних учатся в школе, то есть их доля сегодня больше (44,8%), чем в 1950 году было 14–летних…

Три дополнительных года в школе в конечном счете не бог весть какая семейная революция; в этом изменении легко захотеть увидеть лишь косвенные последствия выхода процесса труда из частной сферы. Когда дети потеряли возможность учиться профессии у родителей, потому что те больше не работали дома, им потребовалось получать профессиональные навыки также вне дома. Увеличение продолжительности обучения в школе объясняется не только желанием поднять уровень подготовки рабочей силы или стремлением продвинуться, вызванным оживлением экономики, но еще и включением профессионального обучения в школьную программу. Развитие технического и профессионального образования — одна из основных черт французской образовательной системы. Два из трех семнадцати–восемнадцатилетних лицеистов получают образование такого типа.

На деле увеличение продолжительности школьного образования свидетельствует о гораздо более серьезных изменениях: мы имеем дело не столько с социализацией обучения, сколько с обучением жизни/поведению в обществе. Эти навыки раньше давались в семье, и можно было с полным правом рассматривать семью как «базовую ячейку общества». Испытывая сильный экономический гнет, она руководствовалась нормами, которые применялись во многих слоях общества, подвергавшихся такому же давлению. Этот гнет исчез вследствие выхода производительного труда из домашней сферы, но также и благодаря относительному процветанию и революционным изменениям в быту, наблюдавшимся в Западной Европе и Японии в ходе трех послевоенных десятилетий (1946–1975)» которые Жан Фурастье назвал «славным тридцатилетием». Если родители отныне стали менее авторитарны, более либеральны и начали позволять детям больше, это, конечно же, следствие эволюции нравов, но еще в большей мере — исчезновения причин навязывать детям тот или иной выбор. Когда от родительской власти перестало зависеть решение обязательных хозяйственных вопросов, она стала работать вхолостую. В прежние времена родители были авторитарны в силу обстоятельств, а не только обычаев: перед грозой у детей не спрашивали, хотят ли они пойти убрать сено; кто–то должен был ходить за водой, заготавливать дрова и т. п. Необходимость приобретала силу закона.

Либерализация семейного воспитания ведет к тому, что обучение жизни в обществе переходит от семьи к школе. Школе приходится учить детей уважать чужое пространство и время, соблюдать правила жизни в коллективе, правильно выстраивать отношения с окружающими. И эти знания даются не только подросткам: дети получают их на протяжении всех школьных лет.

Детский сад: школа общения

Распространение детских садов в этом отношении даже более показательно, чем продолжение учебы после четырнадцати лет. Столь интенсивное общественное движение имело место только во Франции. Начиная с 1959 года стала распространяться новая норма, не имевшая, впрочем, никакой законодательной основы: детей следует отдавать в детский сад. Прежде, наоборот, считалось необходимым держать детей дома как можно дольше, даже учить их дома читать; в детские сады отдавали детей бедняков, чьи матери вынуждены были работать. Если раньше детские сады рассматривались как крайняя, вынужденная мера, то теперь стало считаться, что детям лучше посещать их, чем сидеть дома с мамой. Этот процесс ширился, пример показывали наиболее образованные представители высших слоев общества, в первую очередь горожане, несмотря на то что матери в этих семьях, как правило, не работали. В 1982 году 91% трехлетних детей посещают детские сады, и в обществе наблюдается стремление определить туда же и как можно больше двухлетних, треть из которых уже охвачена. Выбор ясен: школа лучше, чем семья, и первая постепенно заменяет последнюю.

Эволюция происходит буквально на глазах — на протяжении жизни одного поколения. Замещение семьи школой можно объяснить осознанием родителями собственного бессилия: воспитание делается в чистом виде публичным, а семья, отвоевавшая себе частное простраство, утратила таким образом воспитательную функцию. Родители утверждают, что не знают, чем можно занять детей.


Рекомендуем почитать
От земель к великим княжениям. «Примыслы» русских князей второй половины XIII – XV в.

В монографии рассматриваются территориально-политические перемены на Руси в эпоху «ордынского ига», в результате которых вместо более десятка княжеств-«земель», существовавших в домонгольский период, на карте Восточной Европы остались два крупных государства – Московское и Литовское. В центре внимания способы, которыми русские князья, как московские, так и многие другие, осуществляли «примыслы» – присоединения к своим владениям иных политических образований. Рассмотрение всех случаев «примыслов» в комплексе позволяет делать выводы о характере политических процессов на восточнославянской территории в ордынскую эпоху.


История Смутного времени в России в начале XVII века

Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.


Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи

2013-й год – юбилейный для Дома Романовых. Четыре столетия отделяют нас от того момента, когда вся Россия присягнула первому Царю из этой династии. И девять десятилетий прошло с тех пор, как Император Николай II и Его Семья (а также самые верные слуги) были зверски убиты большевиками в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге в разгар братоубийственной Гражданской войны. Убийцы были уверены, что надёжно замели следы и мир никогда не узнает, какая судьба постигла их жертвы. Это уникальная и по-настоящему сенсационная книга.


Петр Великий – патриот и реформатор

Для русского человека имя императора Петра Великого – знаковое: одержимый идеей служения Отечеству, царь-реформатор шел вперед, следуя выбранному принципу «О Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе». Историки писали о Петре I много и часто. Его жизнь и деяния становились предметом научных исследований, художественной прозы, поэтических произведений, облик Петра многократно отражен в изобразительном искусстве. Все это сделало образ Петра Великого еще более многогранным. Обратился к нему и автор этой книги – Александр Половцов, дипломат, этнограф, специалист по изучению языков и культуры Востока, историк искусства, собиратель и коллекционер.


Исчезнувшая библиотека

Об Александрийской библиотеке — самой знаменитой библиотеке Древнего мира, созданной в III веке до нашей эры с целью собрать «все книги всех народов» (основатели оценивали задачу приблизительно в 500 тыс. свитков) — мы знаем на удивление мало и даже слово «библиотека» понимаем иначе. Профессор Канфора в своей книге подвергает тщательной ревизии всё, что известно об «исчезнувшей библиотеке», и заново реконструирует ее девятивековую историю. Лучано Канфора — выдающийся итальянский историк и филолог-классик, профессор университета г. Бари, научный координатор Школы исторических наук Сан-Марино.


Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905

Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.


Дьявольская материя

Уже название этой книги звучит интригующе: неужели у полосок может быть своя история? Мишель Пастуро не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и доказывает, что история эта полна самыми невероятными событиями. Ученый прослеживает историю полосок и полосатых тканей вплоть до конца XX века и показывает, как каждая эпоха порождала новые практики и культурные коды, как постоянно усложнялись системы значений, связанных с полосками, как в материальном, так и в символическом плане. Так, во времена Средневековья одежда в полосу воспринималась как нечто низкопробное, возмутительное, а то и просто дьявольское.


Опасные советские вещи

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях.


История жены

Мэрилин Ялом рассматривает историю брака «с женской точки зрения». Героини этой книги – жены древнегреческие и древнеримские, католические и протестантские, жены времен покорения Фронтира и Второй мировой войны. Здесь есть рассказы о тех женщинах, которые страдали от жестокости общества и собственных мужей, о тех, для кого замужество стало желанным счастьем, и о тех, кто успешно боролся с несправедливостью. Этот экскурс в историю жены завершается нашей эпохой, когда брак, переставший быть обязанностью, претерпевает крупнейшие изменения.


Мелкие неприятности супружеской жизни

Оноре де Бальзак (1799–1850) писал о браке на протяжении всей жизни, но два его произведения посвящены этой теме специально. «Физиология брака» (1829) – остроумный трактат о войне полов. Здесь перечислены все средства, к каким может прибегнуть муж, чтобы не стать рогоносцем. Впрочем, на перспективы брака Бальзак смотрит мрачно: рано или поздно жена все равно изменит мужу, и ему достанутся в лучшем случае «вознаграждения» в виде вкусной еды или высокой должности. «Мелкие неприятности супружеской жизни» (1846) изображают брак в другом ракурсе.