От голубого к черному - [71]

После смерти Карла мне стало тяжело заводить отношения. Секс на время помогал заполнить пропасть. Но теперь я обнаружил, что не могу заниматься любовью без ощущения, что я пародирую сам себя, так задира на детской площадке передразнивает твои движения. Я не особо верил в то, что мне говорил любовник или что я говорил ему. Это была преграда, слой воспоминаний и боли, которой я не хотел касаться. Вместо этого я обращался с бойфрендами, как, домашними зверюшками, осыпая их объятьями и подарками. Это добавляет унижения к оскорблению.

Мы с Карлом принадлежали к поколению, которое пощадила первая ужасная волна эпидемии СПИДа. Родись я на пять лет раньше, я мог бы умереть еще до встречи с Карлом. У нас обоих было странное ощущение незаслуженной удачи, как у выживших при бомбардировке. Какое-то равнодушие пришло вместе с ним, сдержанность, которую я замечал во многих своих друзьях. Мы научились быть менее доверчивыми. Вы замечали, как много технологий вошло в сексуальную жизнь людей: секс по телефону, веб-сайты, интернет-романы? Женщины и мужчины превращаются в имейлы и голосовые сообщения. Мы прячемся за стенами. Возможно, машины играют куда большую роль в нашей жизни, чем мы предполагаем.

После смерти Карла мне снился повторяющийся сон, беспокоивший меня многие годы. Я заперт в каком-то огромном, неосвещенном здании с прорехами в крыше, в которые светит лунный свет и вползают полосы тумана. Пол завален камнями и пустыми коробками. Я слышу голоса людей, зовущих друг друга. Помоги мне. Наконец я нахожу одного из них, бредущего сквозь туман и тени. Он выглядит как Карл, но он не узнает меня. Затем я нахожу еще одного, он абсолютно такой же. Они все будто в трансе. Все они — Карл или какие-то странные его копии. Они не могут найти друг друга. Их одинокие крики разносятся, как эхо в темноте. В конце сна я всегда понимаю, что я тоже один из Карлов.

Возможно, есть жизнь после этой, она необязательно лучше или хуже. Просто своего рода похмелье, пережиток прошлого. А может, это еще один круг. Не жизнь после смерти, а смерть перед ней, как записанный фрагмент. Как-то я прочел высказывание биолога по имени Брюс Каммингс, умершего в тридцать лет, он сказал: «Смерть не может ничего, кроме как убить тебя». Для Карла, мне кажется, она сделала больше. Но я не хочу призраков, духов или загробной жизни. В этом есть что-то болезненное. Я хочу, чтобы смерть просто убила меня.

Я в самом деле не знаю, совершил ли Карл самоубийство или это было нечто иное. Припадок, слепая ярость, та часть его, что на самом деле не была им. Я устал читать статьи журналистов, заявляющих, что его погубил рок-н-ролльный образ жизни. Когда сварщики кончают с собой, никто не винит в этом образ жизни сварщиков. Еще больше я устал от фанатов «Треугольника», заявляющих, что это я подвел Карла. Откуда им знать, что я делал и чего нет? Они считают, что единственный настоящий Карл это тот, кого они слышат на записях.

Но не было никакого «настоящего» Карла, кроме самого Карла. Даже его тайны не могут ничего объяснить. Смущение Карла по поводу своей личности, национальности и сексуальности было дымовой завесой. Я всегда удивлялся, почему он изо всех сил старался быть ирландцем, хотя почти не знал Ирландии и был так далек от нее. Но Дин и его дружки вырезали клеймо «МИК» на лбу Карла, вызвав в нем ярость, которой он не понимал. Все, что он мог, это продолжать крутиться вокруг своей оси, пытаясь поймать того, кто прятался за его спиной.

В прошлом году, когда умер Инок Пауэлл, по телевизору показали передачу о его жизни и карьере. Внезапно я понял, почему Карл так ненавидел его. Не потому, что Пауэлл был героем Дина: он был тенью, призраком Дина. Его расистские речи были просчитанным, пустым представлением. Как сказал Карл, нет ничего естественного в предубеждении. Карл очень боялся имитации, фальшивок. Я начал понимать, что тень Пауэлла окутывала все тэтчеровские годы. Он хотел превратить все меньшинства Британии — в том числе и ирландцев — в вассалов, внутренние колонии. А ключевая фраза тэтчеристского правительства — «внутренняя безопасность». Если вы хотите понять тексты Карла, вот с этого и нужно начинать.

Но я не могу наделить вас каким-то сокровенным знанием. Все, что у меня есть, это записи. Некоторые чистые, некоторые скрипучие или искаженные, точно их переписывали бесчисленное количество раз. Я не могу уловить смысл и записать его. Музыка не только в мелодии. Она в бите, в фидбеке, в шуме на заднем фоне и тишине в конце. Она разная всякий раз, когда вы слушаете. Теперь я вспоминаю музыку Карла, только когда слушаю ее, но я всегда слышу его голос.

ДИСКОГРАФИЯ

«ТРЕУГОЛЬНИК»

«Ответ» / «Пустые станции» («Релент Рекордз», 1991)

«Дорога в огонь» / «Тишина разбита» («Фэрнис Рекордз», 1992)

«Жесткие тени» («Фэрнис Рекордз», 1992): «Третий пролет»/ «Дорога в огонь»/ «Загадка незнакомца» / «Некуда идти» / «Его рот» / «Фуга» / «Город комендантского часа» / «Текучая, стоячая вода» / «Ответ» / «На расстоянии»

«Загадка незнакомца» / «Вставай и иди»

«Всего лишь звук» («Фэрнис Рекордз». 1993): «Голубое стекло» / «Убилиет» / «Руины» / «Наказание» / «Вставай и иди» / «Порванные струны» (концерт) / «Из глины» / «Тишина разбита» / «Ярд кожи» / «Прощальный взгляд»