От голубого к черному - [67]

Я с горечью подумал, что это было далеко не всегда так. Мое горе сменила тупая депрессия, что казалось совершенно неправильным. Мы преклонили колени, чтобы помолиться или по крайней мере, чтобы сказать «Аминь» в нужных местах. Затем начался гимн, только это был не гимн. Органист играл инструментальную версию «Дороги в огонь». Йен тихонько смеялся слева от меня, Дайан плакала справа. Я не мог сделать ни того, ни другого.

Затем была медленная поездка на кладбище и похороны. Ветер сбивал с ног, точно невидимая ограда, заглушая тихий голос священника. Свежевыкопанная могила, окруженная зеленой каймой, уродливая отметина на ландшафте. Как всегда на похоронах, у меня возникло ощущение, что человеческая энергия уходит в землю. Если бы со мной не было Йена и Дайан, это было бы все равно, что хоронить какого-то незнакомца. Я совершенно не чувствовал присутствия Карла. Призрак, эхо, любая тень, хоть что-нибудь. Но нет, ничего.

После мы поехали в дом Остинов. Передняя комната, где они устроили прием, была невероятно чистой. Среди рисунков на стене я заметил две фотографии Карла в рамках. Мальчик в школьной форме с недовольным лицом и молодой парень вместе с Элейн, улыбающийся в камеру. Возможно, снимали на их свадьбе. После нервирующей неестественности похорон прием казался возобновлением нормального хода вещей. Мы ели треугольные сэндвичи и пили ирландский виски из маленьких стаканчиков. Йен — самый стойкий член «Треугольника», подошел ко мне и спросил:

— Ты в порядке?

Я сказал, что мне немного не по себе. Он обнял меня, братский жест, от которого я неожиданно расплакался.

— Мне понравилась органная версия «Дороги в огонь», — сказал он. — А тебе?

Я ответил:

— Я всегда считал, что «Треугольнику» нужен клавишник. Может, мы могли бы ее записать.

— А как насчет оркестровой версии? «Фуга» в ре-минор.

— Или танцевальная версия? «Не-не-не куда идти».

— Или соул-версии? Песни о «Загадочной жизни незнакомца».

— Или сатанистско-металлической версии? «Доги в огне».

Никому из нас не надо было объяснять, что «Треугольника» без Карла быть не может. Мы недолго пробыли на приеме. Там было слишком много разных видов горя, слишком много ушедших Карлов, и слишком мало можно было сказать. Его жизнь была неоконченным делом.

В тот уикенд мы устроили поминки по Карлу в верхнем зале «Кувшина эля». Его родители не приехали, но они прислали свои наилучшие пожелания. Там были все сотрудники «Фэрнис рекордз» и многочисленные местные группы. Мы играли и пили до утра, делясь друг с другом оборудованием и усилителями. «Свободный жребий» сыграли любовную песню Дайан «Отпечаток пальца». «Лента» исполнили длинную, головокружительную инструментальную композицию. Карлу она бы понравилась, а я бы сказал ему, что он выпендривается. Box Em Domies — бирмингемские The Pogues спели свою песню «Могильный бит», затем почти полный состав «Большого мира» устроили бурный перфоманс из «Ты теряешь надежду».

В конце я и Йен вышли на сцену вместе с Дайан в качестве вокалистки и лидер-гитары. Мы сыграли «Загадку незнакомца», «Его рот» и «На расстоянии». Дайан сыграла сольную версию «Голубого стекла», по той демо-записи, что я ей послал. А после мы втроем выдали сентиментальную версию «Любви в пустоте» The Charlottes. Это было последнее выступление «Треугольника». Никто не записал его: мы не хотели разбавлять воспоминания записями. Это была хорошая ночь. Но поминки не удались. Они не воскресили память о Карле, потому что он превратился в мертвеца еще до того, как его нашли в Уэльсе.

В конце мы все упаковали оборудование и собрали пустые бутылки. Йен отправился домой с Рейчел. Дайан, которая была еще более пьяна, чем я, попросила меня остаться с ней: «Не хочу остаться одной утром». Когда мы уходили, ветер гонял по небу бледные обрывки облаков, закрывавшие месяц. На пустынных улицах было невероятно тихо: ни машин, ни собак.

Через день, когда я был дома, раздался звонок в дверь. Это был Стефан или Джеймс, я не мог вспомнить, который из них.

— Входи, — сказал я.

У него был оцепенелый вид, будто он только что проснулся.

— Стефан, верно?

Он покачал головой.

— Прости, Джеймс. Ты слышал о Карле?

— Прочитал в местной газете.

Он сел, не сняв куртки. Капли дождя поблескивали в его стриженых волосах. Я предложил ему выпить; он залпом опрокинул стакан скотча. Он был крепким парнем, слишком много плоти на челюсти, пальцы в пятнах от самокруток.

— Он дал мне твой адрес, понимаешь, Карл. Он провел у меня несколько ночей в сентябре. Не дней, только ночей.

— Он хотел, чтобы ты связался со мной?

— Нет, — с трудом произнес Джеймс. — Я хотел. Он сказал, что ездил с тобой в Стоурбридж. В то место, где… Между каналом и рекой.

Он уставился на половину моего лицо, точно разговаривал с моей тенью.

— Хочешь туда вернуться?

— О чем ты? Что это значит?

— Я хочу тебе кое-что показать. — Он поставил пустой стакан на пол. — Ну как?

Он сказал это так, будто спрашивал, все ли у меня хорошо. Я пожал плечами. За окном небо потемнело от дождя.

Стоурбридж находится на западе от Южного Бирмингема. Прямая дорога ведет через вереницу плотно застроенных районов, сливающихся с городами Черной страны: Бирвуд, Куинтон, Крэдли, Лай. Похоже на просматривание семейного альбома. Дождь стучал по окнам машины. Новые дороги прорезали чернеющий индустриальный ландшафт.