От голубого к черному - [48]

Карла все еще не было. Я сделал себе кофе и принялся ждать его, воображая себе грустные сцены, как он приходит домой с кем-нибудь. Возможно, мне следовало уйти, чтобы избежать скандала. Но скорее всего он придет один, пьяный, возможно, захочет поговорить. Я потерял нить. На кухне в раковине валялся разбитый стакан, пятна красного вина застыли причудливыми узорами. Я включил радио, чтобы послушать вечерний выпуск, но не услышал ни звука, хотя лампочка горела. Колонки были отсоединены от стереосистемы. Я подумал, может, сюда кто-то вломился. Но, похоже, ничего не исчезло. Я пошел проверить спальню. Когда я включил свет, комната вдруг поплыла у меня перед глазами. Что-то вроде скачков напряжения, что-то, чего я не мог понять.

Кровать и пол были завалены журналами и бумагой. По-видимому, он что-то искал в коробках со старым барахлом. Письма, фотографии, вырезки о любимых группах Карла, старые музыкальные издания. Среди прочего несколько страниц, выдранных из порно-журналов, и голубых и натуральных. Пожелтевшие странички с текстами песен или просто стихами, написанные более детским, чем сейчас, почерком Карла, некоторые с размеченными аккордами. Ничего нового среди этого не было.

Вернувшись в гостиную я налил себе большую порцию водки и присел к столу. Его стакан, его кресло. Я почувствовал себя преследователем. Затем я заметил маленький красный блокнот на подоконнике. Он был полон недавних текстов, в том числе и различных версий «Порванных струн». Подчас записи становились бессвязными и почти нечитабельными — когда он бывал пьяным. Последняя страница была такой: случайные линии, образующие углы, заканчивающиеся словами «все потерять/ пустой и совершенный». Телефон не звонил. Около часа я собрал все бумаги в комнате, свалил их возле стены и лег в постель.

Я спал плохо, осознавая, что Карл так и не вернулся. Он бы предупредил меня, если бы собирался уехать? Я сказал, что позвоню ему в воскресенье вечером, может, он забыл. Я продолжал воображать его руки, обнимающие меня сзади. Его губы, ласкающие мой затылок. Утренний свет был холодным, с такими оттенками розового, что казался искусственным. Я позвонил Йену, он сказал, что не видел Карла после лондонского концерта.

— С ним все в порядке? Я знаю, что он был малость расстроен.

Я ответил, что, надеюсь, с ним все хорошо.

— Дай мне знать, когда найдешь его. Нам нужно быть в «Скарабее» завтра в это время. Как скарабеи узнают друг друга?

Я ответил, что не знаю.

— По вкусу.

К этому времени я уже начал беспокоиться. Если ты встречаешься с кем-то, то не можешь, сознательно или подсознательно, не ощущать, что с ним происходит. Мелодия была мне неясна, но ритм я слышал отчетливо. Входная дверь скрипнула, но это оказалась всего лишь почта: квитанция за электричество и буклет с текущим счетом муниципального налога. Я позвонил Мартину, но не стал ничего наговаривать на его самодовольный автоответчик. Затем я набрал номер Дайан, никто не ответил. Я положил трубку, и телефон зазвонил.

— Алло? Карл? А, привет, Дэвид. У меня потрясающие новости. Боб Моулд хочет, чтобы вы отправились в тур с его теперешней группой «Сахар» в новом году.

— Охренеть! Карл будет на седьмом небе. Он обожает Боба Моулда. Кстати, ты часом не знаешь, где может быть Карл? Его не было дома со вчерашнего дня.

— Нет, я не видел его с субботы. Он заскочил позаимствовать ключи от студии на Фейзли-стрит. Сказал, что хочет записать демо новых песен, прежде чем начнется тур.

Что-то прозвенело в глубине моего сознания, как эхо.

— У тебя есть второй комплект ключей?

— Конечно, но если он там, то они тебе не понадобятся. — Он замолчал, потом произнес: — Дерьмо. Послушай, оставайся на месте. Я заеду за тобой и привезу ключи.

Через полчаса мы припарковались возле студии в Дигбете. Дверь была заперта, но на лестнице горел свет. До меня донеслось ритмичное гудение станков соседней фабрики. Алан пробормотал что-то на иврите. Мы взлетели по холодным, ничем не покрытым ступенькам и бросились в коридор. Дверь в студию была незаперта, когда я толкнул ее, то первое, что мы увидели — свет включен. Первое, что мы услышали — тишина.

Пол выглядел так, точно кто-то растерзал огромный букет красных хризантем и оставил лепестки сохнуть на солнце. Кучи разбитого стекла разбросаны вдоль стен.

Кровь была повсюду, засохшая тонкой пленкой. Запах сырого мяса смешался с густым запахом виски. Я разглядел наклейки на некоторых обломках стекла. Дрожащий ртутный свет отражался от острых краев, точно затухающий огонь. Это было удивительно красиво.

В глубине студии микшерный пульт был увенчан бутылочными розочками, точно окурками сигарет. Кабели выдраны. Вспоротые колонки демонстрировали полное проводов нутро. Карл стоял за микшерским пультом, прислонившись с стене. На нем была черная денимовая рубашка и джинсы. Руки покрыты кровью, он неотрывно смотрел на них.

Когда я направился к нему, я почувствовал, как стекло хрустит у меня под ногами, и, что гораздо хуже, кровь просачивалась с пола в ботинки. Казалось, он меня не замечал. Он дышал медленно, будто во сне.

— Карл! Карл!