От голубого к черному - [32]

Мы закончили «На расстоянии». После жесткости предыдущей композиции, она звучала вяло и неуместно. Голубое медленно растворилось в черном, когда Алекс свел уровень звука на всех микрофонах до дыхания тишины. Только барабаны Йена продолжали отстукивать сухой бит, похожий на стук сердца. Затем ничего.

— Привет. Спокойной ночи.

Когда мы пробирались по узкому коридору в раздевалку, Карл пробормотал:

— А теперь покажем этим долбоебам, как надо пить.

«Свободный жребий» сидели в углу на полу, с каким-то сонным, вороватым видом. Мэтт теребил в руке какой-то клочок фольги. Бутылка «Сазерн Комфорт» стояла на столе. Карл открыл ее и разлил половину содержимого по трем стаканам, мы осушили их за то время, пока стихали аплодисменты. Возможно, они вовсе не хотят продолжения, внезапно подумал я. Было около одиннадцати, бар закроется с минуты на минуту. Не стоит обижаться на них. Когда от виски начало покалывать в губах, пальцах и яйцах, я услышал, как толпа начала топать ногами. Их голоса плыли, точно звук машин в туннеле, далекие и разрозненные. Йен подхватил свои палочки, но Карл сидел неподвижно, уставившись в свой пустой стакан. Он явно был затрахан.

Наступила тишина. Затем Карл посмотрел на меня.

— Вперед, — сказал он. — Я иду за вами.

Мы с Йеном снова вышли на темную сцену, бегло окинув взглядом выжидающие лица в толпе. Мы не могли начать играть «Третий пролет» без гитары Карла. К нашему облегчению, он оказался между нами через несколько бездеятельных секунд и дождался сигнала Йена, чтобы разорвать тишину надвое. Мы создали напряжение с помощью тревожных риффов и фрагментов повторяющегося нойза, плавно заполняя промежутки между текстом Карла. Затем дали звуку раствориться, сделали передышку и отсчитали до трех. Рваный пульс сотряс толпу, как тормозной механизм поезда. Руки взмыли вверх в свете прожекторов. Едва различимые лица казались изумленными и встревоженными. Эти инди-крошки, ссыкливые детишки, не ожидали ничего подобного.

Чего они ожидали, так это, наверно, «Дорогу в огонь», жесткая басовая партия и нежная лирика, проходящая через ужас на пути к искуплению. Студийная версия была слишком «пафосной» и Ш-образной на мой вкус, но это была достойная нота для завершения. Карл несколько невнятно проговаривал слова и синхронность была слегка нарушена, что придало песне странное, ранимое ощущение. Не Ад, но Чистилище. Будь осторожен. Все закончилось. Никакой нужды в разбивании гитар и тому подобном ребячестве. Да и в любом случае, мы не могли себе этого позволить.

За сценой «Свободный жребий» слопали почти всю нашу жратву; но наше бухло они не тронули. На тот случай, если им пришла бы в голову такая мысль, Карл выдал им карту Стоука-на-Тренте, где красными крестиками были отмечены все больницы. Через несколько минут в раздевалке собрались все участники тура, плюс несколько незнакомых лиц. Джим притащил трех юнцов из публики — парня и двух девчонок, все одеты в черное. Мартин пришел в сопровождении высокого худого парня в очках, которого он сразу представил нам: Это Майк Уэст.

Карл нахмурился. «Следуй за той звездой?» Мы знали, кто он: бывший гитарист из Шотландии, недавно ставший штатным сотрудником «NME», он писал едкие рецензии на те группы, которые журнал обычно превозносил. Карл переместил стакан в правую руку и поднял левую для рукопожатия.

— Привет.

Уэст, запинаясь, проговорил что-то о том, как его потряс концерт. Он говорил с сильным акцентом. Мартин всучил ему стакан с выпивкой.

К полуночи мы все собрались в гостиничном баре. Два парня из «Сцены» — диджей и звукоинженер —присоединились к нам. Энди и Дайан уснули, свернувшись вместе калачиком на диване, как дети. Карл пил «Бушмиллз» медленно, сосредоточенно, и похоже, что останавливаться он не собирался. Джим разыгрывал извечную пьесу перед одной из девчонок, которая при каждом удобном случае поминала своего бойфренда. Она была очень пьяна, и Джим (несколько наивно) расценивал это как зеленый свет. Ее друзья — парочка, говорившая с мягким, мелодичным акцентом, но не слишком дружелюбно настроенная, холодно посматривала на нее. Хотел бы я в их возрасте разбираться в музыке хотя бы в десять раз хуже, чем они.

Последний час ночи оказался размыт, хотя я не уверен, было ли это у меня в голове или реальность была размыта. Диджей пригласил нас на вечеринку у себя дома следующим вечером, мы все пообещали прийти, хотя планировали вернуться в Бирмингем к обеду. Мартин продолжал покупать всем выпивку, уверяя, что «Фэрнис Рекордз» платит за все. Мы устроили соревнование по придумыванию слогана для «Фэрнис Рекордз», основанного на песне: Жарче, чем июль. Плавильная чаша. Ночь в огне. Горячее, чем киска. Сгорая от любви. Королева и солдат. И тому подобное. Заикание Майка прошло от алкоголя, он стал относиться к нам с большим доверием, мы беседовали о его гастролях с блюзовым певцом Джекки Левеном, была рассказана уйма дурацких историй, связанных с пьянками. Типично для шотландцев. Шотландцы любят откровенничать о своих алкогольных подвигах, ирландцы — о сексуальных. Трахаются и напиваются они одинаково, но чувство вины разнится. Должно быть, по-разному настроен компас. Меж тем, надежно защищенный от чувства вины англосаксонским свободомыслием, Джим продолжал уламывать темноволосую девицу, нежно нашептывая ей что-то. Наконец их лица сблизились, точно готовясь к поцелую. Было похоже, что они поддерживают друг друга, не давая упасть. Двое других подростков решили отправиться домой и забрать с собой свою подружку. Она охотно отклеилась от Джима, который мрачно плюхнулся в кресло и принялся настраивать воображаемую гитару. Материализовалось еще виски. Ночь приобрела цвет и консистенцию янтаря.