От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада - [150]

Таким образом, нацистские главари даже после четырех лет войны были способны вынашивать фантастические планы, согласно которым государства — члены антигитлеровской коалиции поодиночке или сообща вступят с ними в переговоры, и серьезно верили в это. В конце концов, они были признанным правительством «рейха». Они имели на руках (или так считали) достаточно крупные козыри: мощную и дисциплинированную армию, послушное им 80-миллионное население и жизни еще 50 миллионов людей как заложников. Они по-прежнему обладали силой уничтожать и разрушать.

Помимо всего прочего, эти люди, которые преуспели и достигли власти (причем им охотно помогали одерживать одну победу за другой) благодаря жупелу угрозы коммунизма, вызывавшему сумятицу и раскол в рядах их противников, не могли отрешиться от того, что они единственная альтернатива большевистскому хаосу.

Но в последние дни февраля в Берлине начали осознавать значение решений Ялтинской конференции. Стало ясно, что союзники намерены сохранить единство цели — и этой целью, провозглашенной в Касабланке, была «безоговорочная капитуляция». Последствия были очевидными. Нацистские главари теперь боролись за свою жизнь. С этого момента их приказы сражаться За каждый метр земли несут на себе печать отчаяния, близкого к заклинанию, а война на Востоке вступит в свою завершающую и наиболее ожесточенную фазу.

* * *

Когда потрепанные танковые дивизии немцев отступили назад в Померанию, вместе с ними в глубь Германии устремилась масса людей — дети, старики, раненые переодетые дезертиры, иностранные добровольцы, насильно вывезенные из других стран рабочие. Эта кишащая масса людей запрудила дороги и проселки. Немецкая земля, столь долго избегавшая возмездия за грехи своих сынов, стала свидетельницей сцен, напоминавших ужасы Тридцатилетней войны и рисунки Гойи, — насилия, грабежей, бандитизма и вандальских разрушений. Присущая нацистской Германии жажда крови, которая, словно быстро разрастающаяся раковая опухоль уничтожила миллионы людей порабощенных стран обернулась теперь против самой «расы господ». Фольксштурмисты, спешившие к Одеру, видели висевшие на фермах взорванных мостов трупы «мятежников», своих бывших товарищей по оружию, которые были казнены специальными военно-полевыми трибуналами, разъезжавшими по военной зоне и по своему усмотрению выносившими приговоры и тут же приводившими их в исполнение. Каждое дерево на аллее Гинденбурга в Данциге было использовано как виселица и украшено гирляндой повешенных солдат с приколотыми к мундирам картонками: «Я повешен здесь, потому что покинул свою часть без разрешения».

Многие из этих «дезертиров» были школьниками, призванными на службу в части ПВО, которые заглянули на час-другой к своим родителям, чтобы похвастаться своей новой военной формой. Но на их протесты и просьбы не обращали внимания: расистские «тевтонские традиции» требовали уничтожения даже родственников тех, кто, не получив ранения, сдавался в плен.

Уничтожались не только дезертиры. Спекулянты, распространители слухов, люди, запасавшиеся продовольствием, и даже те, кто, сменив адрес, не уведомил об этом гауляйтера, также находились под угрозой смертной казни.

В конце февраля началась оттепель, лед на Одере покрылся трещинами, и через несколько дней неустойчивый фронт группы армий «Висла» получил дополнительное прикрытие в виде быстро текущей широкой реки, а к северу потрепанные остатки 3-й танковой армии Рауса и поддерживавшие ее пехотные дивизии получили временную передышку в связи с начавшейся распутицей.

Гудериан отметил в своем дневнике, что сохранявшийся до сих пор высокий боевой дух эсэсовских дивизий начал падать. Хотя «танкисты продолжали упорно сражаться, целые дивизии СС, используя это прикрытие, отступали вопреки приказам».

Посетив штаб Гиммлера в Пренцлау 18 марта и найдя положение «хаотичным», Гудериан (предварительно договорившись с симулировавшим заболевание Гиммлером) в этот же вечер отправился к Гитлеру и предложил освободить «перегруженного разными должностями» рейхсфюрера СС от обязанностей командующего группой армий «Висла», а на его место назначить генерал-полковника Хейнрици, командующего 1-й танковой армией. Гитлер неохотно согласился.

Но в этот момент резкое ухудшение оперативной обстановки на Восточном фронте, обострив антагонизм среди нацистских руководителей, вызвало очередной раунд увольнений и перестановок.[252] Маршал Жуков, сосредоточив крупные танковые силы — 1515 танков и самоходно-артиллерийских установок, начал 1 марта наступление в Восточной Померании во взаимодействии с не менее крупной группировкой войск 2-го Белорусского фронта. Вскоре советские танки прорвались к побережью Балтийского моря по обе стороны Кольберга и вплотную подошли к Штеттину. Было очевидным, что решающий штурм немецких позиций на Одере не за горами.

В середине марта в штаб группы армий «Висла» поступило сообщение, что советские войска нанесли со своих двух небольших плацдармов за Одером два сходящихся удара и окружили город-крепость Кюстрин. Судьбой окруженного кюстринского гарнизона заинтересовался сам фюрер, ибо защитники города были исключительно «надежной» силой. Это была надежность особого сорта — она гарантировалась судьбой, которая ожидала солдат гарнизона, если они попадутся в руки Красной Армии. В ловушку попал не кто иной, как бывший начальник гестапо Варшавы Рейнефарт с четырьмя полицейскими карательными батальонами, одетыми в форму, которая сулила им незавидную участь. Гитлер лично занялся проблемой деблокирования этого города-крепости. Он приказал Гудериану проследить за тем, чтобы командующий 9-й армией генерал Буссе немедленно прорвал кольцо окружения, а также организовать силами пяти дивизий дополнительный контрудар из района Франкфурта.