От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада - [151]

Через несколько дней дивизии 9-й армии перешли в наступление. Но к этому времени на советских плацдармах на Одере имелось достаточное количество войск и, несмотря на отчаянные усилия немцев, все их атаки были отбиты с тяжелыми для них потерями. Фактически уже через сутки стало очевидным, что наступление под Кюстрином провалилось.

28 марта раздосадованный Гитлер вызвал к себе в бункер на совещание Гудериана вместе с Буссе. Едва командующий 9-й армией начал доклад, как фюрер прервал его, обвинив в халатности и чуть ли не трусости. Гу-дериан возражал, началась шумная словесная перепалка. Наконец Гитлер попросил всех присутствующих, за исключением Кейтеля и Гудериана, покинуть помещение и, когда те вышли в приемную, обратился к Гудериану со словами: «Генерал-полковник, ваше здоровье говорит мне, что вы нуждаетесь в немедленном шестинедельном отпуске».[253]

С отставкой Гудериана руководство военными операциями полностью перешло в руки «нацистских генералов».

* * *

В марте 1945 года грохот русских пушек уже был слышен в Берлине. Над черно-серым городом с его разбитыми домами и мокрыми от дождя и снега улицами день и ночь выли сирены. На восток, в сторону фронта, двигались бесконечные вереницы «подкреплений»: отряды «гитлерюгенд», ученики-ремесленники, иностранные «бригады», сброд, набранный в тюрьмах, раненые из госпиталей — все они должны были занять свои места в оборонительном заслоне, выставленном против готовящихся к наступлению армий Жукова и Конева. На Западном фронте американо-английские войска в конце марта переправились через Рейн. Было ясно, что вермахт уже не способен организовать оборону на всем протяжении линии фронта, тянущейся от Северного моря на юг, и что с военной точки зрения война проиграна.

В течение марта русские ограничивали свои действия тем, что расширяли и укрепляли плацдармы на западном берегу Одера и очищали от немецких войск свой правый фланг и Балтийское побережье между Штеттином и Данцигом. Три фронта — Рокоссовского, Жукова и Конева — располагали более чем 70 танковыми бригадами, но из них лишь 25 принимали участие в боях. Остальные были сконцентрированы в двух клиньях, которые готовились нанести удар севернее и южнее Берлина и сомкнуться западнее города. Ставка Верховного Главнокомандования была полна решимости сделать Берлинскую операцию последней битвой.

В феврале 1945 года Риббентроп в порядке подготовки своего «дипломатического сальто-мортале» направил Ватикану и правительству Швейцарии меморандум. В этом довольно путаном документе Риббентроп «грозил», с одной стороны, «отдать Германию» русским, а с другой — предлагал переключить всю мощь вермахта «на борьбу против большевистского потопа». Хотя посольства этих нейтральных государств, несомненно, желали успеха сделке подобного рода, особых иллюзий насчет ее приемлемости для Запада они не питали, и Риббентроп был вынужден дополнить свой документ рядом приписок, обещавших (хотя какие он имел на это полномочия, неясно), что «национал-социалистское правительство уйдет в отставку» и что «преследование евреев и политических противников прекратится».

Наступил апрель, дни стали длиннее, советское командование завершило отработку плана наступления на Берлин, и стрелки часов неумолимо отсчитывали последние часы вермахта. Немцы продолжали стягивать к фронту на Одере дополнительную технику — от новейших самоходок «ягдтигр», вооруженных 128-мм орудиями с инфракрасными ночными прицелами, до трофейных французских винтовок времен первой мировой войны, которые они хранили на складах с 1940 года, — и резервные части: «фольксштурм», «фольксгренадеры», остатки полевых дивизий люфтваффе, специальные полицейские роты, охранники концлагерей, гауляйтеры со своими штабами. По ночам советские патрули за Одером вели разведку боем. В течение дня советские батареи периодически обрушивали на немецкие позиции шквал огня и стали.

Затем 16 апреля немецкий фронт испытал всю тяжесть двойного удара армий Жукова и Конева,[254] бросивших в бой на 60-километровом фронте между Шведтом и Франкфуртом и между Форстом и Герлицем более трех тысяч танков. Хотя в этом сражении у русских было меньше боевых машин, чем в некоторых гигантских битвах 1943 года и в январских боях на Висле, их танки были первоклассными — ИС-3, Т-34-85 и смертоносные самоходные установки ИСУ-122, которые имели лучшие орудия, чем все немецкие танки, за исключением «ягдтигра». Как по численности, так и по мощи огня советские бронетанковые войска имели подавляющее превосходство над танковыми соединениями и частями вермахта, которые были разбросаны по всей линии немецкой обороны. Войсковые номера этих соединений и частей на настенной карте в штабе ОКБ выглядели все еще внушительно, но фактически за ними скрывались лишь остовы некогда прославленных и грозных дивизий. Через четыре дня советские танки, прорвав немецкие оборонительные позиции на Одере, вырвались на открытую местность Померании, оставив пехоту добивать упорно сопротивлявшихся немцев в своем тылу. «Один народ, одна империя, один фюрер» — для всех трех пробил час расплаты.