Освобождение Руси от ордынского ига - [80]

Краткое сообщение Типографской летописи (содержащееся также в Львовской) приоткрывает завесу над ситуацией, сложившейся к зиме 1483/84 г. в самых верхах московского общества — в непосредственном окружении великого князя. Известие Типографской летописи позволяет сделать несколько выводов.

Первый из них — очевидное стремление великого князя продемонстрировать свою ориентацию на старшего сына: Иван Иванович и его сын — основная династическая линия Русского государства. Именно этим можно объяснить желание щедро одарить невестку, принесшую внука. Косвенным образом это известие опровергает легенду о конфликте между Иваном III и его сыном в связи с событиями 1480 г. (помещенную в софийско-львовском рассказе).

Второе наблюдение касается великой княгини Софьи. Драгоценностями Московского великокняжеского дома, данными ей на сохранение и во временное владение, она распоряжалась как своей собственностью, обнаружив незнание русских обычаев и традиций. Все предметы, входящие в казну, тщательно перечислялись в духовных завещаниях и представляли не личную, а фамильную (если не сказать национальную) ценность. Великий князь, очевидно, не имел возможности повседневно следить за состоянием своей казны, доверив это великой княгине. Софья не оправдала доверия — драгоценности Московского дома стали утекать в частные руки в соответствии с личными видами и симпатиями «римлянки». В числе лиц, наделенных из московской казны, оказался, как мы видим, брат Софьи, живший в Италии в качестве изгнанника. Еще более важно, что из сообщения летописи мы узнаем о браке верейско-белозерского князя Василия с племянницей Софьи, дочерью ее брата.

Оценивая объективное значение тех или иных событий и их роль в историческом процессе, исследователь далеко не всегда может с достаточной степенью вероятности определить их непосредственные поводы. В большинстве случаев мы имеем дело со сложным переплетением объективного с субъективным, политических интересов с личными мотивами. Можно ли видеть в браке Василия Верейского какой-то особый политический смысл и говорить о связи Софьи и ее сторонников с удельно-княжескими оппозиционными кругами, представителем которых был князь Василий Михайлович?

При попытках ответить на этот вопрос следует проявить осторожность. Особенность династических споров и придворных отношений в феодальных монархиях заключается в большой доле чисто личных интересов и соображений, влияющих на поведение участников событий. Далеко не всегда придворные «партии» складываются на принципиальной политической основе. Борьба за власть, влияние, личное благополучие — наиболее типичные мотивы поведения членов этих «партий». В данном случае, например, трудно себе представить Софью Палеолог сознательной политической деятельницей, сторонницей сближения с удельными княжатами, пытавшейся путем брака своей племянницы укрепить свои связи с русскими князьями. Вовсе не исключено, что дело гораздо проще — натерпевшееся нужды и унижения в своей итальянской эмиграции семейство Палеолог хотело как можно полнее использовать новую родину Софьи и ее новое положение, ту головокружительную высоту, на которую внезапно вознеслась гонимая греческая принцесса, для поправления своих дел, для личного обогащения, для совершения удачных браков.

Тем не менее конфликт о «саженье» бросает некоторый свет если не на политические взгляды, то на характер великой княгини Софьи и на ее окружение. «Наследница византийских императоров» вовсе не чуждается общества русских удельных князей и считает вполне возможным брак своей племянницы (тоже «наследницы») с одним из их второстепенных представителей. Внучка и племянница императоров небезразлична к драгоценностям русской казны и по отношению к ней не проявляет особой щепетельности. Нетрудно представить, что появление невестки великого князя и тем более нового продолжателя старшей линии великокняжеского рода не могло вызвать восторга у Софьи Фоминишны. Ее отношения с Иваном Молодым и прежде были недружественными, о чем свидетельствует А. Контарини.[698] Во всяком случае в 1483 г. при русском дворе завязывается тугой династический узел, этот бич феодальных монархий.

Наследнику Верейского княжества (удела), испытывавшего возрастающее давление и притеснение со стороны московского правительства, брак с представительницей фамилии Палеолог, даже наделенной из великокняжеской казны, не сулил особо благоприятных перспектив, хотя нельзя исключить, что верейский князь мог рассчитывать на покровительство великой княгини — близкой родственницы своей жены.

Во всяком случае каковы бы ни были политические расчеты обеих сторон при заключении брака, они оказались построенными на песке. Более того, брак Василия Верейского с Марией Палеолог дал косвенный повод для окончательной ликвидации Верейско-Белозерского княжества. Тесная связь личных и политических мотивов, особенно характерная для феодальных монархий, сыграла в данном случае роль, роковую для Верейско-Белозерского удела. Оскорбленный и ограбленный наследник этого удела был вынужден ради спасения своей жизни и свободы бежать в Литву — это пристанище всех русских князей-эмигрантов, всех недовольных централизаторским курсом московского правительства.