Освобождение-2 - [30]

Через несколько минут вошли начальник инженерных войск генерал-майор Васильев и заместитель командующего по тылу полковник Виноградов. Но прежде, чем Павлов успел обратиться к ним, его окликнул телефонист:

– Товарищ генерал армии, маршал Ворошилов.

– Товарищ маршал, – начал Павлов, – Докладываю, что войска 13-й армии не смогли форсировать реку и несут большие потери. Но на участке 10-й армии удалось захватить плацдарм. Я предлагаю сейчас же начать переброску всех резервов, и в первую очередь, инженерные части от Филатова к Голубеву. Пока немцы не успели отреагировать, мы сможем расширить плацдарм и наступать на Варшаву с севера, а не с юга.

– Слушай, генерал Павлов, – отвечает Ворошилов, – Я, что не ясно сказал? Тогда прочисти уши. Войскам 13-й армии сегодня форсировать Вислу. Я сам лично скажу сейчас Филатову, что с ним станется, если он сегодня будет еще на этом берегу. Если Голубев переправился, значит есть хоть один нормальный генерал в вашей шайке-лейке. Все, еще не задействованные резервы отправляй к нему. Сегодня в состав фронта передана 22-я армия.

– Но товарищ маршал, пока прибудет 22-я армия, пройдет слишком много времени…

– Не ной, генерал, – Ворошилов вешает трубку.

– Ну, что сказал маршал? – спросил Климовских.

– То, что и следовало ожидать, – отвечает Павлов, – Слушайте, товарищи! Я прошу все, что можно сделать, и возможное, и невозможное, но надо изыскать средства и начать сооружать переправы на участке 5-го стрелкового корпуса. Надо постараться максимально быстро перебросить туда все, что у нас есть в резерве. Не позже завтрашнего утра нужно начать переправлять войска на плацдарм и расширить его. Других шансов у нас нет. Если мы не переправимся завтра, то на еще один штурм у нас сил уже не будет.

27 июня. 5 часов 30 минут. Штаб Юго-Западного фронта

Полковник Баграмян дремлет за столом, положив голову на руки. На столе, заваленном бумагами, тускло светит керосиновая лампа. Рядом лавка, на ней планшет и лист газеты, на котором лежит надкушенный бутерброд с колбасой. Скрипит плохо прикрытая дверь, в щель протискивается здоровенный полосатый котище, с наглой усатой физиономией и рваным ухом. Он осторожно, на полусогнутых лапах, чуть не задевая брюхом пол, пересекает комнату, бесшумно вспрыгивает на лавку. Смотрит на спящего человека, затем аккуратно берет надкушенный кусок колбасы и так же бесшумно исчезает за дверью. Еще через минуту слышны торопливые шаги и дверь распахивается. В комнату входит генерал Пуркаев. Баграмян поднимает голову.

– Спишь, Иван Христофорович?

– Да какое тут, спишь! Что нового?

– Приказ Ставки. Немедленно нанести удар в северном направлении на Варшаву. Силами не меньше двух мехкорпусов. Варшаву будем брать мы. Фронту подчинены 16-я, 19-я и 21-я армии. Но пока их войска прибудут… Есть и совсем плохие новости: арестованы Павлов, Климовских, Фоминых, командующий 13-й армией генерал Филатов, его начштаба и еще куча народу. Командующим Западным фронтом назначен Тимошенко. Вот так вот, Иван Христофорович, вот так мы теперь воюем!

– Но это же ужасно! – Баграмян обхватил голову руками.

– Ужасно, – согласился Пуркаев.

28 июня. 18 часов 10 минут. Севернее Кракова

В палатке командира бригады генерала-майора Родимцева собрались командиры батальонов.

– Товарищи, мне сегодня сообщили, что к нам выслано около тысячи человек пополнения. Все с опытом прыжков. Нам нужно на базе сохранившегося третьего батальона и того, что осталось от трех других батальонов, вновь развернуть бригаду. Корпус нам помочь ничем не сможет, в других бригадах тоже потери. Сроки даны сжатые, отдыхать нам не позволят. Командовать батальонами будут майор Симкин, майор Васильев, капитаны Гусев и Левушкин.

В палатку вбегает боец.

– Товарищ полк…, виноват, товарищ генерал-майор, наши машины прибыли, кухня там, медики.

– Наконец-то, Игорь, пойди, встреть.

На опушке леса остановилась колонна автомашин 5-й воздушно-десантной бригады. Симкин со старшиной подходят к машинам.

– Старшина, – приказывает Симкин, – Ты покажи им, где и как разместиться.

– Слушаюсь.

Майор подходит к стоящему последним фургону с красным крестом. Оттуда выпрыгивает Лиза Мухина и бросается ему на шею.

– Игорь, ты живой!

– Еще какой живой! Видишь, уже майор, представлен к Герою Советского Союза.

– Игорь, если бы ты знал, как я за тебя боялась. Нам сказали, что все погибли, потом сообщили, что осталось в живых совсем немного и то раненые…

– Врут все, Лиза. Я даже не ранен. И Андрей Ильич не ранен. И мой лейтенант Довженко, помнишь моего разведчика? Жив, здоров, хотя мы его уже мысленно похоронили. Но наших полегло очень много. Из тех, что со мной десантировались, осталось двенадцать человек. Жалко, что много раненых не спасли. Те, кто в бою выжили, потом умерли. У нас даже ни одного санитара в живых не осталось, помощь оказать никому было. Тяжелораненых даже в тыл не отправить было. Если бы вас сюда перебросили… Хотя и, слава Богу, что вы в этот ужас не попали. Ну, что ты плачешь, все уже кончилось.

– Игорь, я так за тебя боялась!

– Все, все кончилось, пошли ко мне.

Он обнимает Лизу за плечи и увлекает в сторону палаток.