Освободительный поход - [85]

– Набрались вы, Антон Иванович, разных словечек у своих инструкторов, – поморщился Рокоссовский, – ну да ладно. Должен сказать что, штурмовать вы будете Старый Город, который и есть, собственно, Константинополь времен Византии. В этом вам помогут обычные, немеханизированные штурмовые батальоны, ведь ваши штурмовые самоходки и машины поддержки пехоты не везде пролезут. К тому же с верхних этажей средневековых домов, карнизами висящих над улицей, на боевые машины слишком легко и удобно сбрасывать всякую дрянь, вроде бутылок с бензином и ручных гранат.

– Ничего, – хмуро ответил Деникин, – прорвемся. В Белграде против нас, чай, не турецкие оборванцы были, а немцы с усташами – и то так им дали, что только брызги в стороны полетели. Много хороших офицеров мы там потеряли, но еще больше пришло под наши знамена даже из тех, что первоначально пошли с Красновым. С сатанистом Гитлером русским не по пути.

– Хорошо все, что хорошо кончается, господин Деникин, – проворчал в усы Буденный, – лучше было бы, если бы ваши приятели царские ахвицера и вовсе не ходили вместе с Красновым воевать против собственного народа – ни в Гражданскую, ни тем более сейчас. Но взыграла барская спесь: как же, сермяжное быдло – и у власти…

– Семен Михайлович, – быстро, пока Деникин не успел вспылить, проговорил адмирал Ларионов, – вы же должны помнить, что время ТОГДА было такое смутное, что многим ни черта не было понятно, не то что СЕЙЧАС. К тому же еще существовало такое явление, как месье Троцкий со своей камарильей углубителей революции, которые, даже захватив в стране всю власть, продолжали разрушать ее с неистовством безумцев. Не было бы их, не было бы и белого движения, гражданской войны, двадцати миллионов погибших и двух миллионов эмигрантов, а немногочисленные противники товарища Ленина ограничились бы ворчанием на кухнях…

Деникин хотел уже было поблагодарить адмирала Ларионова за заступничество, а Буденный возразить, как Рокоссовский вроде бы негромко, но внушительно рявкнул:

– Тихо, товарищи генералы и некоторые маршалы! – веско произнес он. – Разве не стыдно – разгалделись как дети в песочнице! Как сказал товарищ Сталин, Гражданская война закончена; кто бежал, тот бежал, кто убит, тот убит. И товарищ Ларионов прав в том, что и офицеры тогда тоже попадались разные, и революционеры. Если агнцы с козлищами мазаны одной краской, то не каждый их сразу различит. Только не было у страны тогда иного пути, кроме как вперед, к победе Советской Власти, какие бы попутчики тогда за ее ни уцепились, повиснув как клещи на собаке. Иначе – развал, гибель, крах… Тогда бы вы не только единую и неделимую не увидали, но и саму Россию интервенты разодрали бы на тысячу кусков. Хотя и на двадцатом году советской власти в органах еще оставались сволочи, продолжавшие обманом и подлогом искать белогвардейцев среди настоящих большевиков…

Немного помолчав, Рокоссовский с мрачным видом добавил:

– С другой стороны, товарищ Буденный тоже прав. Хорошо все, что хорошо кончается. В моем случае во всем разобрались, меня освободили и как полностью невиновного реабилитировали, а мерзавцев-троцкистов, фальсифицировавших дело, самих арестовали и расстреляли. Другим же повезло гораздо меньше. Впрочем, товарищи, к нашим Стамбульским делам это не имеет ровным счетом никакого отношения.

– А все-таки, Константин Константинович, – гордо вскинул голову Деникин, – позвольте поинтересоваться у Виктора Сергеевича, на чьей бы стороне он выступил, попади его эскадра не в сорок второй, а в злосчастный семнадцатый год…

Адмирал Ларионов дождался утвердительного кивка Рокоссовского, которому тоже стал интересен этот вопрос и ответил генералу Деникину.

– Сорок второй год, – несколько меланхолично произнес он, – тоже должен был оказаться злосчастным, но ничего, управились же. Фронт же, Антон Иванович, сейчас не на Волге, у Ржева и Питера (как в нашем прошлом на эту дату), а повсеместно уже перешагнул довоенную границу. Думаю, что и в семнадцатом году мы тоже бы управились не хуже… Постарались бы побольнее дать по рукам Вильгельму, чтобы слишком не задавался, а самое главное, помогли бы России соскочить с союза с Антантой, ибо с такими друзьями, как Англия и Франция, врагов никаких и вовсе не надо.

– Так все же, Виктор Сергеевич, – продолжал настаивать Деникин, – вы не ответили, за кого бы вы были – за красных или за белых?

– А за тех же, что и сейчас, Антон Иванович – за Россию-матушку и товарища Сталина! – несколько резко ответил Ларионов, которому надоели эти беседы «в пользу бедных». – А ваш Корнилов – баран, вообразивший себя львом – это вообще разговор ни о чем. И хватит об этом. Баста! Константин Константинович верно сказал, что к нашим Стамбульским делам этот вопрос отношения не имеет.

После этих слов генерал-лейтенант Гречко, который все время, пока между старыми противниками шла дискуссия, старался делать непроницаемое лицо, сдавленно хихикнул, а Буденный от столь нелестной оценки старого врага заржал в голос. И даже Рокоссовский, который как командующий фронтом предпочитал оставаться над схваткой своих подчиненных, сдержано улыбнулся.