Освободительный поход - [82]

Ведь если как следует подумать, то станет ясно, чего хотел предшественник Сталина Ленин, когда помогал молодой кемалистской Турции избежать поражения со стороны западных держав и в первой очереди Греции. Оказывая безвозмездную материальную помощь, уступая территории и признавая людей генерала Кемаль-паши правомочными вести международные переговоры, основатель советского государства считал, что помогает такому же новорожденному, как Советская Россия, революционному антиимпериалистическому государству, своему будущему союзнику на международной арене.

А получилось то, что получилось. Как только генералу Кемаль-паше с позиции силы удалось договориться со странами Антанты, у Турции наступило охлаждение отношений с Советским Союзом. В последний год греко-турецкой войны французы и итальянцы, сепаратно договорившиеся с генералом Кемаль-пашой о соблюдении своих интересов, все больше поддерживали своих греческих союзников по Антанте на словах, а на деле помогали турецким республиканским войскам. Чуть позже, будто очнувшись, к этой схеме подключились и британцы, сдавшие турецкой армии оккупированную ими по Севрскому договору зону Проливов, и в том числе Истамбул. Когда войска кемалистов вступили в бывшую османскую столицу, безвластный и бессильный султан был тут же низложен, а дряхлая Османская империя окончательно прекратила свое существование, уступив место Турецкой республике.

Вот так гражданская война в Турции между старым и новым режимами началась и закончилась без единого выстрела – наверное, исключительно потому, что Кемаль-паша был не деятелем левого движения, а нормальным буржуазным националистом, которого благосклонно принимали и признавали в европейских столицах, несмотря на то, что его руки были по локоть в христианской крови. Таким образом господин Ленин, наивно спонсировавший кемалистскую революцию, остался с носом, если не хуже того, ибо предполагаемый друг обернулся врагом, а ведущие европейские страны остались при своих интересах. Впрочем, 24 июня 1923 года, когда был подписан Лозаннский договор, определивший место Турции в послевоенном мироустройстве, Ленин уже лежал тяжело больной в своей загородной резиденции и медленно умирал. Прочим советским функционерам тоже было не до Турции, ибо в России закончилась своя гражданская война и между победителями назревала схватка за власть такого масштаба, что перед ней бледнели многочисленные стамбульские дворцовые перевороты за последние пятьсот лет.

Казалось, что та история безнадежно забыта, но, как выяснилось, самые большие проценты начисляются именно по безвозмездным кредитам. Или дело в том, что в Кремле сейчас сидит не полуеврей-полукалмык, а обедневший потомок грузинских царей^[48], у которого нелюбовь к турецкой нации была впитана вместе с молоком матери. И вот сейчас, когда в схватке Советской России и Третьего Рейха обозначился безусловный победитель, получающий в этом поединке без правил в качестве приза всю Европу, когда из-под облупившейся красной штукатурки стал проглядывать до боли^[49] знакомый имперский фасад, когда в американском посольстве бросившемуся туда турецкому министру иностранных дел с оскорбительной вежливостью объяснили, что Соединенные Штаты не вмешиваются в дела Старого Света до тех пор, пока Европейские державы не вмешиваются в дела обеих Америк – именно в этот момент Сталин предъявляет свой ультиматум. Точно так же, как в свое время европейские страны за спиной воюющей Греции договорились с Кемаль-пашой, Рузвельт за спиной этих самых европейских стран договорился о разделе мира со Сталиным. Ничего личного, как говорят американцы, только бизнес. Если цена хороша, то можно продать и родную мать, а не только каких-то там турок^[50].

Тут надо сказать честно, что обстановка вокруг Турецкой республики осложнялась в течение всего года. Нет, сначала, когда после зимнего разгрома вермахта на флангах советско-германского фронта установилось длительное затишье, появилась надежда, что Великая Германия соберется с силами, преодолеет временные трудности и наголову разгромит этих наглых русских, которые когда-то позволили себе дерзость грозить ему, Мустафе Исмет-паше, в его же собственном кабинете. На фоне этих надежд даже Брянская операция показалось всего лишь наглой вылазкой, потребовавшей последних большевистских резервов. В том же турецкое правительство и армейское командование в своих посланиях уверяли сам рейхсканцлер Адольф Гитлер, его министр иностранных дел Иоахим Риббентроп, а также прославленные германские генералы Кейтель, Гальдер и Йодль. Мол, вот-вот развернется летнее генеральное наступление германской армии – и тогда большевистское государство разлетится вдребезги, как глиняная мазанка, которую лягнул слон.

Пронацистский переворот в Британии в Анкаре тоже восприняли как должное. Ничуть не расстроил турецкую верхушку и тот факт, что власти в колониях и доминионах не признавали новое британское правительство сэра Освальда Мосли. Зато появлялась неплохая возможность не только поживиться новыми территориями за счет Советского Союза (разгром которого ожидался буквально со дня на день), но и вернуть себе территории, что отняли у Османской Империи наглые европейские крестоносцы. В первую очередь имелся в виду богатый нефтью и относительно легкодоступный Ирак, которым правил король Фейсал Второй, семи лет от роду. То есть на самом деле при поддержке британцев правил его дядя по матери Абдул Иллах, двадцати девяти лет, но при утрате силовой поддержки со стороны британской Метрополии власть его грозила рассеяться как утренний туман под жаркими лучами полуденного солнца.