Островок безопасности - [13]

Во-первых, коренная москвичка, знающая Москву вдоль и поперек. А коренных москвичей на сегодняшний день — раз, два и обчелся. Во-вторых, она — из рода промышленников Шустовых, создателей знаменитой компании «Шустов и сыновья», поставлявшей водку, коньяки и вина царскому двору. А у семейства Шустовых — богатая история и интереснейшая судьба. В-третьих, Т.А. принадлежит к почти ушедшему племени истинных интеллигентов, владеющих чистой русской речью, исповедывающих те ценности, которые стремительно исчезают из сегодняшней жизни: поэзию, живопись, музыку. Но главная ценность для Т.А. — люди. Книга населена людьми. Это прежде всего ее мама — невероятно обаятельная Шуня (ШУстова ТаНЯ), которую Зиновий Ефимович обожал и считал ангелом, настолько бесхитростным и чистым душой, что и анекдоты были ей, в силу ее простодушия, недоступны. На Шуне, обладающей невероятной стойкостью и преданностью, держался дом. Когда в 31-ом арестовали отца Т.А., то выжил он во многом благодаря Шуне, которая, взяв с собой маленькую, дочку, последовала за ним в Сибирь, устроилась там на работу, чтоб быть поблизости. И только когда его услали еще дальше, вернулась в Москву. Работала, растила Таню, посылала мужу посылки, ездила на свидания.

Люди, люди, люди. Родственники, друзья, случайные попутчики — едва знакомые, но чем-то поразившие воображение. Колоссальный интерес к людям — это то, что свойственно и Тане и Зяме. Они умели быть благодарными судьбе за ее подарки. И, видимо, чувство благодарности и заставило Т.А. взяться за перо. Все 235 страниц книги пронизаны благодарностью судьбе за людей, которых она подарила автору. Тут и совсем дальние давно ушедшие родственники, школьные, институтские друзья, чьи имена мудрено запомнить, дети и внуки друзей. Казалось бы, «что мне Гекуба?» Но я читаю и не могу оторваться. Теперь уже я благодарна автору за то, что она спасла от забвения стольких людей, воскресила их одним ярким штришком, выхватила из небытия, припомнив связанные с этими людьми события. «О Константине Иосифовиче я, конечно же, должна рассказать. Он был близким, настоящим другом моих родителей». Вот типичное начало главы: «Я должна рассказать». — Потому что он был человеком редкой доброты, взял Шуню, у которой сидел муж, на работу, помогал ей отправлять в Сибирь посылки и тд.

И сколько таких людей, которым нельзя не поклониться. Говоря о страшных временах террора, войны, бедности, Т.А. предпочитает вспоминать не столько бедствия, сколько людей, которые помогли выжить.

Да, книга горькая, потому что она о потерях. Умерла Шуня, с чьей смертью Таня, наверное, не смирилась до сих пор. Умер Зяма, с которым прожиты самые яркие годы жизни. Уходят сверстники. Но при всей нескрываемой горечи, Т.А. радуется людям, что были рядом, счастлива, что удалось увидеть огромный мир, о котором она пишет очень по-своему и с большим юмором. Кстати, чувства юмора она не теряет на протяжении всей книги, что роднит ее с Гердтом.

И еще об одном нельзя не сказать. Т.А. верна себе: назвав книгу «Разговор со своими», она не пытается превратить ее в нечто высокохудожественное. Не ищет особого стиля, не стремится быть шибко оригинальной. Она разговаривает, употребляя все характерные для разговора словечки: «жуть какая-то», «жалко ее», «извините, что повторяюсь». И от этого книга становится только теплей и роднее. И кончает Т.А., не мудрствуя лукаво, тем, чем и должна кончаться такая книга: «Не говори с тоской: их нет, / А с благодарностию: были».

20 октября 2016 г.

«Так и надо жить поэту» 6 (памяти Евгения Евтушенко)

О Евгении Евтушенко можно говорить и писать только как о живом человеке. Чего у него всегда было в избытке, так это жизни, энергии, витальности во всех ее проявлениях. Мы часто встречались с ним на лесных дорожках переделкинского леса еще тогда, когда этот лес был жив и его не поел короед и тогда, когда Е.А. мог легко передвигаться. Он гулял по лесу с двумя разнокалиберными собаками, а я с сыном или с мужем. «Лариса, — однажды окликнул меня Е.А. — мне нравится, как Вы пишете о поэзии». Завязался оживленный разговор. Он и не мог быть другим, потому что этому человеку всё было интересно и до всего было дело. Временами начинало казаться, что он курирует земной шар, настолько горячо он откликался на все происходящее.

В другую нашу «лесную» встречу он пытал меня по поводу Бориса Рыжего. «Да это же слабое подражание Есенину, — уверял меня Евтушенко». «Ничего подобного», — говорила я, приводя какие-то строки Рыжего, ничем не напоминающие Есенина. Какое-то время спустя я прочла статью Евтушенко, в которой он передал этот наш разговор, признавая, что был не прав. Он умел менять свою точку зрения, потому что живой и неравнодушный.

Сколько раз я слышала насмешки по поводу его «попугаечных» одежек. Ну да, он смешно одевался. В лесу он тоже гулял в чем-то ярком и броском. Но когда шел впереди, я увидела как весело сверкает его голая пятка — ярко желтый носок был рваным. По-моему, это умилительно. Не так уж он работал на публику, если и в безлюдном лесу гулял в цветных носках, не слишком заботясь о том целые они или нет. Эти бьющие в глаза цвета — все тот же избыток витальности.