Островок безопасности - [11]

………………

«Ты похож на Вана Клиберна», — сказала я ему однажды. Он просиял, и я поняла, что попала в точку. Позже, уже в Москве, принимая участие в институтских вечерах, мой друг стремительно, как Клиберн, выбегал на сцену и исполнял те же, что и он, «Грезы любви». Клиберн был его кумиром…

Июнь, тополиный пух на улицах Москвы. I конкурс Чайковского, консерватория, вдохновенная игра молодого долговязого американца — все это так недавно и так давно. Однажды из черной тарелки, висевшей на воротах элеватора, донеслись звуки скрипки. Играл Давид Ойстрах. Открытие сезона в консерватории. Шел холодный осенний дождик, а мы стояли под худой крышей какого-то заброшенного сарая, не в силах шевельнуться. Он обнимал меня за плечи и, наклонившись к самому моему уху, тихонько подпевал скрипке. Неужели есть консерватория, метро, телефонные звонки, тихое вечернее чтение возле настольной лампы, горячий душ? Горячий душ — предел мечтаний.

…………………

А я в 18 лет чувствовала себя ветераном труда: потеряла часть волос и приобрела хронический радикулит. Этому чувству суровой бывалости отвечал и целинный гимн, сочиненный на известный мотив старинного танго нашим однокурсником.

Я не знаю, когда в Москву вернемся,

Но скорее всего, мы здесь загнемся.

Нас не спасут ни фталазолы, ни пургены.

Нас схоронят в степи, нас схоронят в степи аборигены.

Много наших крестов торчит над степью,

Ограждая поля угрюмой цепью.

И тихо вымолвил парторг, идя с погоста:

«К коммунизму дойти, к коммунизму дойти не так уж просто».

Эту песню мы распевали и в наш последний целинный день, трясясь в грузовике по дороге на станцию, где нас ждал не товарный состав, а обычный пассажирский поезд. Мы ринулись по вагонам, и когда я, наконец, выбрала себе место, то обнаружила, что потеряла рюкзак. Глянув в окно, я увидела, что он одиноко стоит на перроне. Надо было срочно за ним бежать, но у меня не хватало решимости выйти из вагона: а вдруг поезд тронется, и я останусь. Мой друг стрелой выскочил на перрон, схватил рюкзак, и, едва ступил на подножку, мы поехали.

МЫ ЕХАЛИ ДОМОЙ. В это трудно было поверить. Все завопили «УРА» и бросились обниматься. Мечты начали сбываться сразу: нам выдали чистое белье. Застелив свою постель, я залезла на вторую полку и стала смотреть в окно. Начиналась жизнь, от которой дух захватывало. А еще я везла с собой деньги. Совсем небольшие, но самолично заработанные. Мне хотелось привезти их целиком, чтоб похвастаться дома, и потому за все три дня пути я не потратила ни копейки, питаясь исключительно сгущенкой и белым хлебом. Мы с моим другом подолгу стояли в тамбуре, рисуя картинки будущей жизни…

Москва, как ее ни ждали, возникла откуда ни возьмись. На перроне толпы встречающих. Цветы, крики, стучат в окно, тянут руки. Мелькнуло мамино лицо. Или мне показалось? Господи, никак не выберешься из вагона. На спине рюкзак, в руках сумка с оставшимся хлебом и сгущенкой. Выхожу из вагона и сразу попадаю в объятия. «Девочка моя», — мама смеется и плачет. «Ущипни меня», — прошу я. «Зачем?» «Ущипни, чтоб я поняла, что это не сон». Кто-то, не помню кто, взял мой рюкзак, и мы двинулись по перрону. Оглянувшись, я встретилась глазами со своим другом, которого тискали и тормошили близкие. Ох, мы даже телефонами не обменялись…

Продолжение: эссе «Золотая симфония»:

http://larisamiller.ru/zolsimt.html

Азарий Мессерер:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Мессерер,_Азарий_Эммануилович

«Так это значит — мне одной…»

Памяти Азарика Мессерера.

Так это значит — мне одной

Придётся нашу юность помнить,

И станет чуточку бездомней

Она, хранимая лишь мной.

Так это значит — за двоих

Придётся мне беречь всё это:

И целину, и степь, и лето,

Прикосновенье губ твоих.

Я, значит, долго жить должна,

Чтоб безвозвратно не пропали

Те драгоценные детали,

Которым память так нужна.

V. Заметки на полях

«Машина взвизгнула и уехала в моё будущее» 1 (о «Необыкновенной выставке» Резо Габриадзе) Музей Москвы, 8 февраля — 20 марта 2016г

Ну как писать о человеке, который сам о себе написал, и написал так, что лучше не напишешь? И как не писать о человеке, который только и делает, что поражает тебя и изумляет? Вот хожу я по его» Необыкновенной выставке» и думаю: ну что со всем этим делать? Что делать со всем этим богатством — с картинами, рисунками, скульптурами, марионетками, портретами, декорациями, текстами, фильмами? Ведь надо же всех сюда созвать. Хотите быть счастливыми (а кто не хочет?), спешите на эту выставку. А лучше сказать — в гости к волшебнику по имени Резо Габриадзе. Он по-грузински гостеприимен, он вас задарит. Нет, тару для его даров приносить не надо. Чтобы вместить его дары, нужна только одна ёмкость — душа. И тогда… тогда вы побываете в мире, вернее, мирах, преображенных его фантазией. Но это не та фантазия, которая уводит из реального мира, а та, что помогает лучше его разглядеть, заглянуть в самую его сердцевину.

Вы не просто увидите родной город Резо Габриадзе — Кутаиси, вы в него войдёте, услышите его песни, побродите по его улочкам, среди его жителей. Выставка-то необыкновенная. На ней можно и видеть, и слышать, и читать. Из Грузии вы попадёте в Россию, в Подмосковье, потому что Резо знает и слышит Россию не хуже, чем Грузию. И мелодии будут звучать российские, и деревья будут шуметь, и птицы петь, и собаки лаять. А потом вы побродите среди друзей Резо и среди давно умерших, но дорогих ему людей. Поживёте среди поэтов, без которых было бы скучно на земле: вот Пушкин, вот Галактион Табидзе. А потом вы увидите эскизы его знаменитых спектаклей — «Сталинград», «Рамона», «Осень моей весны», «Бриллиант маршала де Фантье» — и в который раз удивитесь тому, насколько выразительны и поразительны актёры-марионетки. А в соседнем зале, где вечерами идут эти спектакли, днём показывают отрывки из фильмов по сценариям Резо. Кто их не знает: «Мимино», «Не горюй», «Чудаки», «Кин-дза-дза»?