Острова, залитые солнцем - [50]

 — Что это такое? — спросила рани Чанга, заинтересовавшись.

 — Эта машина будет снабжать электроэнергией вашу деревню, — сказал Мусаджи.

 — Неужели?! — воскликнула она, сияя от радости. — А это что? — Ее глаза были прикованы к кинопроектору и приборам, которые сгружали на берег другие рабочие.

 — Киноаппаратура. Уже сегодня вечером можно будет посмотреть фильмы.

На следующее утро Мехмуд Али и я предполагали поехать в Джансин, где находилась другая кантина компании. Там праздновали Бурра-Дин.

Мне повезло, поскольку этот праздник отмечают один раз в несколько лет и увидеть его — необыкновенная удача.

В последний момент к нам присоединились рани Чанга и Сал. Они забрались с Мехмудом Али в повозку, запряженную волами, а я предпочел идти пешком.

Кокосовые пальмы на Катчалле росли густо, как деревья в лесу. На стволах некоторых пальм виднелись зарубки. Деревья вытянулись в одну линию. Я спросил Мехмуда Али, что это означает.

 — Они окаймляют границы плантаций.

 — Но ведь сосед может запросто стащить ваши орехи, и никто никогда не узнает об этом.

 — Если бы кто-то утащил орехи соседа, то мы призвали бы его к ответу на заседании деревенского совета, — мрачно ответил Сал. Этими словами он дал понять, что на островах деревенский совет — власть, с которой следует считаться.

Орехи валялись повсюду, земля была буквально усыпана ими. Ради развлечения я принялся считать, но скоро бросил, так как на протяжении всего пятидесяти шагов их оказалось несколько сотен.

Воловья упряжка остановилась возле хижины, и рани подозвала молодого человека, который расположился на бамбуковом возвышении и очищал от скорлупы кокосовые орехи. Он положил свой дхау, просунул голову и руки в майку и, подняв с земли велосипед, поспешил ко мне.

 — Вот, — сказал он. — Поезжайте, пожалуйста.

Я отказался, ответив, что предпочитаю идти пешком.

 — Что? Всю дорогу до Джансина? — Парень был явно удивлен. — Возьмите и поезжайте. До Джансина пять миль.

 — А как же тогда поедете вы?

 — Пойду пешком, — сказал он, — или сяду в повозку.

Видя, что я продолжаю упорствовать, он перестал настаивать и покатил свой велосипед рядом со мной. Мы пошли рядом.

 — Вы работаете в местном кооперативе? — спросил я.

 — Нет, на плантации рани. Я раб в ее доме.

Парень казался слишком веселым и счастливым — не верилось, что он раб.

 — Какой раб? Вас захватили в плен во время войны или что-то в этом роде?

 — Ну нет, — возразил он. — Мы, никобарцы, никогда не воюем. Я добровольный раб. Видите ли, я хочу взять в жены племянницу рани. У нас на Никобарах тот, кто хочет жениться, становится рабом в доме девушки. Таков наш дастур.

 — Сколько времени вы должны быть рабом?

 — Обычно от шести месяцев до года, — ответил он. — К этому времени девушка должна решить, выйдет ли она замуж или нет. Если решение будет положительным, деревенский совет объявляет молодых мужем и женой. Мужчина становится членом семьи. В противном случае он вернется обратно домой.

Я был рад обществу этого парня. Он прилично владел хинди и охотно разговаривал. Всю дорогу мой собеседник расшвыривал кокосовые орехи, расчищая путь велосипеду. Некоторые орехи он подбрасывал ногой, как футбольные мячи.

 — Пустые, — сказал он. — Их испортили крысы. Они взбираются на пальмы, прогрызают дырку в орехе и выедают всю мякоть. Крысы для нас хуже чумы. Крысы и обезьяны.

 — Но я не видел ни одной обезьяны.

 — Можете не сомневаться. Их тут полным-полно. Они хуже крыс, так как поедают цветы и разоряют целые районы.

Я наслаждался прогулкой. Почва под ногами была мягкой. Часть пути мы проходили по аллее чудесных кротонов, величиной с дерево. Заслышав шаги, зеленые и голубые хамелеоны быстро прятались в укрытие. В одном месте земля покраснела от валявшихся повсюду панцирей земных крабов с одной клешней. Юноша осторожно провел свой велосипед по ним.

 — Могут проколоть покрышки, — сказал он и, облизнув губы, продолжал: — Зато крабы, испеченные на костре, изумительно вкусны. Они появляются в сезон муссонов. Мы собираем их в корзины.

Рокот океанских волн, разбивавшихся где-то поблизости, возвестил о том, что мы прибыли в Джансин. Деревня начиналась у мыса. Нас встретил молодой человек в очках — управляющий местным отделением компании. Он проводил меня на веранду и предложил огромный стакан лимонного сока. Вскоре прибыла повозка с рани, Салом и Мехмудом Али. Потягивая сок, я спросил рани, куда девался юноша, сопровождавший меня, — его нигде не было видно.

 — Я отослала его обратно, — сказала она и добродушно добавила: — Мне только хотелось предложить вам его велосипед.

Не удивительно, что парень называл себя рабом!

После лимонного сока — а мы выпили его по нескольку стаканов, так как в Джансине дикие лимоны растут в большом количестве, я попросил управляющего показать мне деревню.

 — Какую деревню? — удивился он. — Это деревня и есть Джансин.

 — Я имею в виду деревню, где празднуют Бурра-Дин.

 — Вот здесь, — сказал он, показывая на большую хижину футах в двухстах от нас.

Мехмуд Али и я отправились туда. Это была одиноко стоявшая на небольшом расчищенном участке хижина, украшенная пальмовыми листьями и дикими цветами. Перед ней возвышалось каноэ, увешанное цветными тканями, пальмовыми листьями и связками зеленых бананов. С его мачты свисали гирлянды и флажки. Справа от хижины виднелось другое каноэ, декорированное точно так же, только к его носу были привязаны ложка и вилка. В хижине были люди; мы слышали, как они разговаривали, но основная масса гостей собралась в тени, там, где горели костры и жарились туши свиней.