Острова пряностей - [2]

Размышляя о загадке бесконечного разнообразия природы, ученый вспоминал мрачные идеи своего соотечественника, экономиста Томаса Мальтуса, полагавшего, что малоразвитые человеческие общества всегда будут контролироваться так называемыми «положительными ограничителями». Эпидемии, катастрофы, войны и голод будут время от времени снижать количество населения, доводя его до приемлемого уровня. Натуралист пытался представить, как эту гипотезу можно применить к животному миру в целом и как такие массовые угрозы могут повлиять на отдельных представителей того или иного вида. «Почему одни выживают, а другие гибнут?» — спрашивал он себя. И отвечал: «В целом ясно, что выживают наиболее приспособленные. Самым здоровым удается пережить болезни и эпидемии; самым сильным, быстрым или хитрым — спастись от врагов; голод в меньшей степени угрожает хорошим охотникам — или видам, неприхотливым в отношении пищи, и так далее. Этот автоматический процесс неизбежно должен вести к улучшению породы, потому что в каждом поколении слабейшие неизбежно будут уничтожены, а сильнейшие останутся жить — то есть выживут наиболее приспособленные».

Как только лихорадка отступила, исследователь перебрался на рабочее место — к самодельному столу, надел очки, без которых не мог обойтись, и записал свою гипотезу, пока очередной приступ болезни не нарушил логику его рассуждений.

Еще пару дней он менял формулировки и вот наконец выразил свою мысль предельно точно. Она стала одной из самых фундаментальных научных концепций Нового времени, но при этом оказалась на удивление лаконичной: для ее изложения и обоснования, в том числе для описания примеров, потребовалось немногим более четырех тысяч слов. Вначале автор ввел понятие «борьба за существование» среди животных, а затем показал математически, что скорость воспроизводства намного превосходит скорость роста запасов пропитания, и, следовательно, подавляющее большинство особей в каждом поколении неизбежно погибают преждевременно. Оставшиеся в живых, как гласила теория, «должны быть самыми здоровыми и энергичными. Слабые и обладающие менее совершенной организацией всегда будут уступать». «Чем больше я думал об этом, — вспоминал позднее ученый, — тем больше убеждался в том, что наконец мне удалось сформулировать закон природы, дающий решение загадки происхождения видов».

Удовлетворенный изложением своей теории, он написал сопроводительное письмо, в котором спрашивал, достойна ли его статья того, чтобы быть напечатанной в научном журнале, и подписался — «Альфред Рассел Уоллес».

Затем он отправил посылку почтовым пароходом в Англию. Ее доставили в графство Кент, в усадьбу другого ученого мужа — Чарльза Дарвина, который жил здесь со своей женой, дочерью изобретателя особой керамической посуды и состоятельного торговца ею Джошуа Веджвуда, на ежегодный доход, эквивалентный доходу современного миллионера. В его доме было пятнадцать слуг, а размеренная и комфортная жизнь в этой усадьбе представляла огромный контраст с убожеством хижины, крытой пальмовыми листьями, где Альфред Уоллес писал свою статью… И с этого момента история о том, является ли теория естественного отбора «дарвиновской», теряет ясность и однозначность.

На протяжении предыдущих двадцати лет большую часть времени Дарвин посвящал изучению вопроса о причинах столь огромного видового разнообразия животного мира. Он ни разу не выступал публично со своими идеями, хотя в письмах, адресованных друзьям — видным деятелям науки того времени, — вскользь о них упоминал. Для его корреспондентов этого было достаточно, чтобы не сомневаться — если загадка происхождения видов будет разгадана, то это сделает именно Чарльз Дарвин. От него, с его наследственной одаренностью, ждали многого. Дед — поэт и ученый Эразм Дарвин — тоже занимался исследованием вопросов эволюции; а составленное внуком превосходное описание экспедиции на исследовательском корабле «Бигль» внесло немалую лепту в репутацию семьи как династии естествоиспытателей. Во время экспедиции матросы прозвали его «мухоловом» из-за привычки усеивать палубу пойманными на лету насекомыми. Теперь ведущие ученые Англии нетерпеливо ждали, когда же Дарвин, уже стоящий на пороге своего пятидесятилетия, опубликует свой «opus magnum»[1].

Никто не знал, насколько далеко Дарвин, который вел затворническую жизнь, продвинулся в своих трудах. Он собрал обширную библиотеку, читал все, что печаталось по интересующим его вопросам, делая отметки на полях то одной, то другой книги. Его перу принадлежало нескольких монографий — скрупулезных исследований об окаменелостях и ракообразных, история развития которых, по мнению Дарвина, содержала ключ к загадке происхождения всех видов животных. Он экспериментировал с выведением новых пород голубей, свиней и лошадей и проводил много времени в своем саду, прогуливаясь и размышляя. Главный садовник часто видел, как Дарвин внезапно замирал на месте на пять-десять минут, в задумчивости рассматривая какой-нибудь цветок. Но главное, ученый поддерживал обширную переписку с коллегами, занимавшимися теми же вопросами, — интересовался их мнением и просил сообщать о результатах наблюдений. При этом о своих идеях и о том, как продвигается его собственная работа, он упоминал очень редко, хотя все считали, что она уже почти готова к публикации.