Остров Женщин - [9]

В углу укромном, в островной глуши,

Идет все та же купля и продажа

Воды и неба, тела и души.

Но музыки развязному звучанью

И выкрикам подвыпивших гостей

Здесь противопоставлено молчанье

Лачуг, рыбачьих лодок и сетей.

Индейских песен, девичьего смеха,

Мужской гортанной речи не слыхать.

Заглохло в роще вековое эхо,

Лишь рокот волн доносится опять.

3

…Воображенье складывает крылья.

Я думаю об острове моем.

Зачем его загадкой окружили,

Зачем назвали овода орлом?

Зачем, зачем… Ведь сам нашел я повод

Рвануться в этот полусонный зной.

А тут меня и впрямь ужалил овод,

Москиты зазвенели надо мной.

Сижу в раздумье на песке нагретом,

Экзотику увидев без прикрас.

Не зря меня предупреждал об этом

Советчик мой, обозреватель ТАСС.

Мне кажется, он вновь со мною рядом

Возник незримо, в ухо мне гудит;

«Скажи, своим придуманным Багдадом

Доволен ты, восторженный пиит?

Ну, какова она, твоя Гренада?

Нашел Джульетту? Понял суть любви?

Как видишь, брат, невелика награда

За все мечты и поиски твои.

Эй, Золушка! Ау, откликнись, где ты?

К тебе сюда, за тридевять земель,

Летел чудак. Но грязь с лица планеты

Стереть не удалось тебе досель».

Так говорит корреспондент бывалый.

Он знает все, полмира облетав,

И трудно возразить ему, пожалуй,

Он дело говорит. Он прав, он прав…

Я слушаю с вниманьем и почтеньем.

Но давний замысел необорим.

Мы трезвость журналистскую оценим,

Но слово и Поэзии дадим.

К Истории прислушаемся тоже,

Тем более, что к нам уже спешит,

С Абуталибом незабвенным схожий,

Мой многомудрый, меднокожий гид.

Старик — нас двое на пустынном пляже

В мои глаза тревожно заглянул:

— Я понимаю состоянье ваше.

Так слушайте меня, сеньор Расул.

На исповедь прекрасную надеясь,

Я достаю дорожную тетрадь…

Все, что поведал мне седой индеец,

Читателям хочу пересказать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

СНОВА ГОВОРИТ ИНДЕЕЦ

Женитьба, рождение детей, семья — источник наших радостей. Он кажется неисчерпаемым. Но однажды приходит беда — и она убивает радость.

Слова моего отца

1

— …Колумб, увидев этот скудный остров,

Причаливать не стал — пустое дело!

Пираты из флотилии Кортеса

Клочок безводной суши обошли:

«Пусть эта кость достанется собакам,

А нам и без того хватает мяса.

Пусть этот глаз выклевывают птицы,

Чьи гнезда мы успели разорить».

Мы были теми птицами, которых

Свинцом и пламенем искореняли,

Сгоняли с мест насиженных, топили,

Сажали в клетку, втаптывали в грязь.

Частица стаи, от врагов скрываясь,

Нашла приют на острове пустынном.

Сюда свезли мы все, что уцелело

От ядер, пуль и от разбойных лап.

Чем в плен идти, рабами становиться,

Уж лучше жить в соседстве с комарами.

Тех, кто познал насилие Кортеса,

Засилие москитов не страшит.

Мы высадились тут. Ревели волны,

Звенела мошкара, клубились тучи.

А мы ко всем богам без исключенья

Тогда взывали: — Пощадите нас!

Пускай никто на свете не заметит,

Что мы сюда бежали от погони.

Пускай и солнце, и вода, и тучи

Нас от беды и голода спасут.

Мы осушили гиблые болота,

Чтобы избавиться от малярии.

Взрыхлили неподатливую почву

И на полях посеяли маис.

Вы видите кокосовые пальмы?

Вот падают плоды — поберегитесь!

Мы эти пальмы некогда сажали,

Чтобы детей и женщин прокормить.

Мы высекли живой огонь из камня,

Из камня возвели дома и башни,

Вокруг строений наших постепенно

Банановые рощи поднялись.

И вот настало время первых свадеб.

На берегу, как повелел обычай,

В канун обряда женихи искусно

Картины рисовали на песке.

Невесты обрамляли те картины

Узорами, в густой песок вкрапляя

Морскую гальку, черепашьи яйца,

Втыкая перья чаек по углам.

Ракушки, собранные на прибрежье

Руками девственниц — так полагалось,

Ссыпались воедино, образуя

Остроконечных холмиков гряду.

Так перед новым бракосочетаньем

Задабривался нами покровитель

Семьи грядущей, очага блюститель,

Незримый охранитель — Бог Любви.

И появлялись на песчаном пляже,

Как будто птичьих лапок отпечатки,

Следы, украсившие побережье,

Босых младенцев нежные следы.

Чтоб сыновья достойные рождались,

Чтоб новые красавицы сияли,

Воздвигли мы особую молельню

И Храмом Кукол нарекли ее.

Рождалась дочь — мы ели птичье мясо,

Сын подрастал — мы ели мясо тура,

А если близнецы на свет являлись,

Мы рыбой щедро потчевали всех.

Мужчины уходили на охоту,

Подруги шили, стряпали, вязали,

На утлых лодках шли мужчины в море,

В тревоге жены ожидали их.

Так, обретая мир вдали от мира,

Мы с морем ладили и небесами.

Мы обживали крохотную сушу,

Детей растили, старцев берегли.

Так время шло на острове, покуда

Стихия нами не распорядилась.

На нас, безгрешных и многострадальных,

Разгневался безумный Бог Ветров.

2

Все началось, пожалуй, как обычно.

Все совершеннолетние мужчины

Отчалили в карибские просторы,

Отправились на промысел ночной.

Их было сто умелых мореходов

На восемнадцати ладьях рыбачьих.

И, на колени пав, островитянки

Свои молитвы к небу вознесли.

Все началось, пожалуй, как обычно.

Звучали песни, и взлетали весла.

И постепенно уменьшался остров,

Маячивший за спинами гребцов.

Сперва напоминал он турью шкуру,

Потом казался шкуркою овечьей,

Потом напомнил силуэтик чайки,

А там и вовсе из виду исчез.

Обильный лов, отличная добыча!

Удачливые рыбаки мечтали

О возвращенье к очагам и женам,

Когда под утро грянул ураган.

Армады туч, нависших над Карибом,

В атаку шли в сопровожденье молний,