Остров за островом - [33]

«Бигль» скользил вдоль черного драконообразного силуэта Исабелы и незаметно пересек линию экватора; обогнув с юга остров, он попал в теплое Панамское течение, и паруса повисли. Прибой был очень сильный, волны кипели от столкновения теплой и колодной воды. Мотор «Бигля» был недостаточно силен, чтобы справиться с ними, и мы несколько часов прокачались на одном и том же месте.

Вокруг ныряли олуши^{46}; сложив крылья, они исчезали в волнах, словно брошенное копье. Когда они выныривали, у многих на острый клюв была наколота рыба.

Стая пеликанов охотилась на свой особый манер. Они летели, точно большие грузовые самолеты, а затем вдруг падали в воду, будто сраженные разрывом сердца. Неуклюже плюхнувшись в волны, они так же неуклюже взлетали.

Однако самым оригинальным образом охотились маленькие черные качурки^{47}. Они танцевали на поверхности воды, беспрерывно окуная клюв в воду и захватывая мелких рачков или какую-нибудь живность, энергично махали крыльями и весело шлепали по воде крохотными ножками.

Когда мы снова пересекали экватор, проходящий как раз по кратеру самого северного вулкана Исабелы, и направились в Бука-ньерский залив острова Сан-Сальвадор (Джемс), мы попали в полосу безветрия, где на волнах покачивалось стадо больших морских черепах. Капитан «Бигля» с необычайной осторожностью маневрировал среди этих поклонников солнца. Лишь несколько черепах, взмахнув лапами и вытянув шеи, отплыли подальше от наших волн.

На ослепительно белом песке бухты, где мы причалили, чернело множество блестящих от воды морских львов. Самцы, очевидно встав с левой ноги, оглушительно ревели, и скалы отвечали им эхом. Самки мычали, словно чего-то испугавшись, а детеныши блеяли, как голодные ягнята. Качались на волнах крикливые чайки, то и дело летая на берег и лакомясь оставшимися на песке рачками. Склоны этой идиллической бухты были покрыты выгоревшей бурой травой и кустами с опавшими листьями. Когда мы на лодке обогнули один из мысов, перед нами поднялись отвесные скалы. Многие из них были совершенно белые от гуано.

На более твердых базальтовых скалах образовались удобные для птиц террасы, на которых сидели ласточкохвостые чайки с красными очками вокруг глаз, несколько удивительно красивых фаэтонов^{48} в белоснежном подвенечном уборе и десяток глупых крачек в коричневом одеянии и белых шапочках. Даже фрегаты снизошли до того, чтобы отдохнуть тут.

Мы искали морских котиков. Долго нам пришлось плавать среди утесов и скал, пока мы не наткнулись на них. После этого нам. без конца попадались их небольшие гаремы. Какими неуклюжими и неприглядными казались галапагосские котики по сравнению с великолепными султанами, населявшими острова Прибылова! Они были гораздо меньше и гуадалупских котиков. Однако шубы их были нисколько не хуже, и пр. отношению к людям эти котики были столь же недоверчивы, как и их близкие родственники, которых я десять лет назад видел на острове Филипп возле Мельбурна. Морского котика повсюду преследовали одинаково неумолимо ради его необычайно красивого и прочного меха.

Здесь их была не одна тысяча; об этом говорили отшлифованные вершины. Во время линьки котики трутся и чешутся об острые уступы. Мы застали врасплох старого едящего самца. Сперва он хотел было перейти в наступление. Глаза у него налились кровью и выкатились из орбит, щетки усов растопырились, короткая грива вздыбилась. Но в последнюю секунду он передумал, запрыгал к воде, нырнул, но тут же вынырнув снова, уставился на нас и заревел.

В фантастическом мире Галапагосов каждую минуту можно ждать неожиданности. И все-таки я оказался неподготовленным, когда лицом к лицу столкнулся с друзоголовом. Помню, что от испуга даже прикусил губу и рефлекторное профессиональное движение — схватиться за аппарат — было в это мгновение не таким автоматическим как обычно.

Встреча состоялась на северной оконечности острова Санта-Крус. Гуннар Люндберг смело отправился со мной на разведку в глубь острова; он нес штатив и репортерскую сумку. Идти было относительно нетрудно. Заросли кустарника были не очень густы, но страшно мешали тысячи острых, как иголки, семян бурой травы, растущей на осыпях. Они впивались в ботинки, в носки и штаны и вызывали нестерпимый зуд. Не стало нам легче и тогда, когда кустарник сменился высокими кактусами. Солнце еще не поднялось высоко, и освещенные его косыми лучами кактусы казались окруженными мягким пушистым нимбом. Мертвая трава сверкала, как серебро. Наконец мы добрались до вершины. Тут и там торчали серые скалы, поросшие редкими деревьями, стоявшими без листьев. И когда только в этих краях деревья бывают зеленые?

Неожиданно моя нога угодила в нору и я рухнул ничком. Падая, я встретился взглядом с испуганными глазами друзоголова. Это было чудовище желтоватого цвета с чешуйчатым лбом, большим широким ртом, вполне дружелюбным взглядом и спиной, усеянной частыми шипами. Друзоголов беспрерывно кивал, но вряд ли он таким образом приветствовал неуклюжее двуногое существо, провалившееся в яму. Поблизости от него из бурой высокой травы показался еще один друзоголов, и я увидел прекрасную сестру морской игуаны во всем ее великолепии.