Остров яблок - [28]

Ей не пристало спорить с властью. Но кто теперь представляет власть? Префект Александрии больше ничего не решает. Он прячется и не смеет противоречить. В городе командуют христиане, духовники. Главный светоч веры – епископ Кирилл. Он ездит в роскошной колеснице, а за ней толпами следуют нанятые им монахи-пустынники. Нужно ли ей вести опасный спор с епископом? Он тоже читал Платона; более того, он когда-то ходил и на занятия в школу Гипатии… Он её ученик, но он не учёный, он политик. Политики не стремятся к познанию и не ценят истины. Они срывают покровы с истин, как нарамник с публичной девки, оголяя тело для низкой страсти. Кирилл изнасиловал бессмертие Платона. Душа существует вечно, учил мудрец; ни зло, ни благо не останавливают её бытия. А они, ничтожные недоумки, вцепились в эту идею вечности души и подняли как знамя, извратив и опошлив. Жизнь – тлен, учат они. Судьба тела не должна заботить тебя. Пусть ты нищ, наг, убог умом и нечист. Спасай свою душу, ибо если ты не будешь её спасать, краткие земные мучения превратятся в вечные. И спасение только у нас в руках; все, кто учит иначе, враги. Сожги их! Убей! В том и есть твоё спасение!

Даже романтическую семейную тайну Платона лицемерно украли. Аристон, отец его, происходящий от первых царей Аттики, и мать его, Периктиона, дочь афинских реформаторов, имели четверых детей. Троих – обычно, как имеют все супруги, следствием земной любви, следствием семени, пролившегося из родительских чресл. Но Платон родился без истечения семени. Периктиона в 428 году до нашей эры была одержима жестокими болями внизу живота и не допускала на ложе мужчин. Об этом свидетельствует Диоген. Непорочное зачатие! Зачем оно этим святошам? Зачем красть легенду у греков? Даже ребёнку понятно, что это иносказание, приобщающее человека не к отцу и матери, но ко всему миру. Зачем красть то, чего не понимаешь?..

Она собирается говорить о Платоне. Ей не трудно доказать лицемерие и лживость Кирилла. Она провела всю свою жизнь среди книг; философия – воздух, которым она дышит легко и свободно. Она знает восемь языков в совершенстве и ещё десять – в просторечии. Она прочла все книги, написанные за двенадцать веков до неё. Платоновские «Диалоги» она знает наизусть и отлично видит ошибки схоластов, выдающих себя за новых учителей рода человеческого. «Что придаёт познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага», – так писал великий грек. Гипатия всю свою жизнь наделяла людей способностью познавать… А теперь вдруг какой-то епископ, потрясая сворованными идеями, призывает не познавать, но слепо верить, а следом – убивать. Нет, она будет с ним спорить, и покажет, как он смешон, этот убийца в рясе, этот благочестивый подонок…

Вот и его колесница подъезжает к дому. Войдет ли он под кров, на котором начертано «maleficus»? Нет. Посмотрел надменно и уехал. Значит, приезжал не спорить и не учиться, но предупредить. Споры позади, впереди возмездие. Конечно, можно не трогать бессмертия, можно прочитать лекцию о звёздах, тем более что приближается полное лунное затмение; она вычислила его начало и конец с величайшей точностью. Может, об этом? Или математика. Конические сечения. Можно рассказать и о них, и это будет полезно, ученики разъедутся по своим городам, построят дома, возведут храмы, и они будут прочны, легки и красивы. Лучше всего на свете математика! Соглядатаи Кирилла есть среди учеников. Они донесут епископу, что Гипатия отступила. Что она не будет больше касаться опасных тем. Тот неприятный тип, заросший до глаз бородой, нитрийский пустынник, как его имя? Пётр, да, точно, Пётр. Он наверняка ходит к епископу после каждой лекции. Так про что, про что им рассказывать сегодня?..

…Она беседовала с ними о Платоне. И наизусть читала «Диалоги». И смеялась над убогим недомыслием новой знати, осеняющей себя крестами и жгущей книги. Она говорила о главном.

А на следующий день её носилки остановила толпа. Было это около развалин Серапеума, последнего дохристианского храма в Александрии. Этот храм пал двадцать лет назад, в 391 году, на шестой год правления епископа Феофила. Серапеум разрушили, сокровища перенесли домой к епископу... А библиотеку в Мусейоне просто сожгли, ибо не познание есть благо, а слепая вера. Тогда Гипатию удержали дома силой, хотя у стен храма гибли её ученики и друзья. И вот она снова тут, но теперь уже нет в живых отца, и никто не властен запереть её и приказать молчать.

Гипатию окружили. Это нитрийские пустынники, фанатики. Все они состоят на службе у епископа. Они не платят налоги, им не грозит тюрьма. Они лишь должны хорошо понимать намёки. Вчера Кирилл, выслушав доклад Петра о лекции в доме Гипатии, произнёс: «Смоковницу, не приносящую добрых плодов, срубают и бросают в огонь».

Толпа переворачивает носилки. Рабы в ужасе разбегаются. Её хватают за ноги, волокут по каменистой дороге к развалинам. Плащ похабно задирается, обнажив немолодую, уставшую плоть. Толпа рвёт одежду в клочья, и вот Гипатия становится нагой, как истина. Её бьют по голове, по телу, по лицу, по рукам, по животу, бьют в грудь, бьют и бьют, не останавливаясь. Толпа кричит на разных языках, и все они известны Гипатии, и все они обозначают одно – смерть. Разводят большой костёр. Бьют, бьют... Она уже не здесь, уже не слышит их, уже забыла про Платона и про Кирилла, а они всё бьют. Хватают черепки разбитых храмовых сосудов, режут. Бросают в костёр по частям – тело, голову... Ее уже нет давно, а ненависть и тупость остались. Это ли не свидетельство бессмертия…