Остров в степи - [41]

Люди осторожно погнали их к выходу.

Малыш первый перешагнул через порог. Он неуверенно ступает на желтый песок — раз, другой, третий. Вот он уже на середине дворика. Нет больше тесных и жестких стен. Вместо грязной крыши над ним высокое синее небо. Кругом свежий, легкий воздух. От него распирает грудь и кружится голова. А главное — солнце. Ой, сколько горячего ослепительного солнца обрушилось сразу на маленького страусенка!

Ну, вот он и опьянел. Смотрите: вдруг, ни с тоги пи с сего, срывается и бежит, бежит сломя голову. Ноги у него еще слабые от сиденья взаперти. Они скользят, подгибаются, а страусенок, знай себе, несется. Длинноногий, стремительный, он все наддает и наддает.

Люди перепугались. Они кидаются вдоль сетки, хотят удержать. Но разве может кто-нибудь на свете догнать несущегося во всю мочь страуса?

Впереди железная сетка, но сумасшедший страусенок не видит ее. Да если бы и увидел — все равно, теперь уж он вряд ли смог бы остановиться.

И так, со всего маху он ударился о сетку. Бедный, глупенький страусенок!

Когда люди подбежали к нему, он уже совсем умирал. Грудь у него была разбита, обе ноги переломлены. Он даже не шевелился. Только голова на тоненькой шее все еще изгибалась, вилась по земле. Как будто он в последний раз хотел приласкаться к ней, погладить ее, эту веселую весеннюю землю.

Лена скорее, чтобы никто не увидел, вытирала глаза. Август Иваныч, как настоящий страус, хлопал себя длинными руками по бокам. Сорочко хмурился, словно кто-нибудь был виноват в смерти его любимца. Павел Федотыч раньше всех перестал горевать.

— Ну, друзья, — сказал он, — за работу! Там ведь ждут еще три страусенка. Взрослых тоже надо выпускать. А то они с каждым часом мечутся по станкам все бешеней и бешеней. Малыша отнесите препаратору, пусть измерит его. Доктору Иосифу Касперычу скажите, чтобы осмотрел его и составил акт. А потом… потом отдайте страусенка в столовую. Скажите, чтобы повар приготовил из него бульон и котлеты

После несчастья с Малышом люди еще осторожнее и бережней выпускали остальных страусят. Они обнимали их за шею, выводили во дворик, провожали так до самой сетки и только там отпускали.

Теперь у страусят не оставалось места для разбега, и они не могли разогнаться так, чтобы убиться о сетку насмерть. Кроме того, люди на всякий случай ткнули еще всех трех головами в железную проволоку, так что они хорошо узнали что это за штука.

Страусята так же, как и Малыш, вдыхали весенний воздух и впитывали в себя горячее солнце. Потом они принимались бешено носиться из одного конца дворика в другой.

Набегавшись, наигравшись в новом просторном помещении, они ложились в теплый песок, зарывались в него ногами и чистили им свои перья.

— Ну, молодые устроены, — сказал Павел Федотыч. — Покормите их сегодня получше. Они много бегали, много дышали свежим воздухом — значит, и есть должны больше. А теперь давайте пускать взрослых.

Было уже одиннадцать часов. Солнце припекало, как летом. Одна за другой открывались наружные двери станков. Надутые, красные страусы, сердито гудя, словно ругаясь за задержку, выходили в отдельные дворики.

Тут, под солнцем и небом, они еще больше раскраснелись, еще нетерпеливее стали обмахивать себя крыльями.

Страусы-самцы в блестящих черных костюмах с белым кружевом внизу быстро двигались по дворикам. Они делали огромные, метровые шаги и поворачивали так круто, что люди каждый раз удивлялись, почему они не падают.

А страусихи в скромных сереньких платьицах бегали рысью, приседали и тоже взмахивали серыми рукавами.

Но когда они вглядывались через сетку в расфранченных страусов, они замирали на месте, сильно вытягиваясь вперед, и даже становились на цыпочки от восхищения.

— Поглядите, поглядите! — казалось, говорили их вытаращенные глаза. — Да поглядите же, какая красота! Нет, это не страусы. Живое существо не может быть таким нарядным и прекрасным. Это роскошные цветы с нашей чудесной родины — Сомали.

Когда страусы достаточно побегали по дворикам и люди убедились, что никто из них не хромает и не киснет, им раздали еду. Они наскоро глотали ее из корыт, разбрасывали по сторонам, а сами все смотрели сквозь сетку один на другого.

— Теперь бы уж можно отпускать их прямо в степь, — сказал Павел Федотыч. — Только мне что-то есть захотелось.

В это время заревел гудок.

Пусть они тут походят, а мы давайте пойдем пообедаем Кстати, у нас сегодня должен быть недурный обед.

В столовой было уже полно народу. При входе, на двери, висела обеденная карточка. На ней было написано:

Бульон из молодого страуса — 25 коп.

Суп с вермишелью из молодого страуса — 30 коп.

Котлеты страусячьи с картофелем — 40 коп.

Страус жареный — 50 коп.

Рагу из потрохов молодого страуса — 60 коп.

Бегая по поселку с разными делами и поручениями, работники института заранее успели прочитать карточку и рассказать тем, кто сам не читал. Едва на электростанции загудела труба, все заторопились в столовую. Через пятнадцать минут там уже не осталось ни одного свободного столика

Павла Федотыча встретили восторженными криками.

— Ну и страусенок! Просто объяденье!

— Павел Федотыч, попробуйте-ка! Мне достался пупок — пальчики оближете!