Остров в степи - [40]

Сорочко не мог больше сердиться. Он стал гладить страусенкову спину, шею, покрытую редким пухом, и лысую головенку с круглыми глупыми глазами.

III

В конце марта в степи растаял снег. В поду, где ниже, стояло целое море воды. Ветер гонял по морю широкие волны.

Пролетные птицы — утки, гуси, чайки — толпами слетались в Асканию, как будто на поду справлялся птичий Первый май.

На высоких местах и курганах лезли к солнцу травы, тюльпаны, типец. Грачи и пустельги с криком захватывали чужие гнезда. Дрозд на конюшне свистел, мяукал и ржал, как жеребенок. Всем, кто слышал это ржанье, становилось смешно и весенне.

А страусы в страусятнике принялись гудеть. Они больше не ходили задумчиво по станкам, как старые профессора. Теперь они метались, как тигры. Круто поворачивались и охлопывали себя крыльями.

Голые шеи и ноги, такие синие и унылые зимой, теперь запылали огнем. Пунцовые от нетерпения птицы протяжно и громко гудели, словно бык мычал в пустую гулкую бочку.

— Гудят! — говорили работники на сараях.

— Страусы загудели! — радовались люди в антилопнике.

— Гудят! Гудят! — улыбались в зоопарке. — Весна пришла. Надо готовить и чистить дворики.

Сорочко с помощниками целыми днями возились в двориках. Они не брали выходных дней, работали без отдыха.

— Вот уж выпустим страусов в степь, тогда и отдохнем, говорили они технику Страусу Иванычу.

Только один раз Сорочко на целый день бросил дворики. Он обходил станки и увидел, что Германка, лучшая страусиха, что-то совсем загрустила. На каждом шагу она сгибала ноги п ложилась на пол животом.

Сорочко побежал к доктору, к Павлу Федотычу, к технику. Доктора не оказалось дома, а Павлу Федотычу было некогда. Пришлось им лечить Германку с Страусом Иванычем.

Они притащили полтора десятка куриных яиц, проделали в каждом по две дырки и стали над чашкой выдувать из них белки и желтки, чтобы остались пустые скорлупки

— Август Иваныч! А вдруг она сдохнет от этого? — спросил Сорочко, выдувая десятое яйцо.

— Ручаться, конечно, нельзя. Ведь до нас никто этом делом не занимался. В том-то и задача наша, чтобы самим научиться и потом другим дать указания. А если бы у нас был готовый учебник о том, как лечить и кормить страусов, тогда и никакого труда бы не было разводить их.

Сорочко очень внимательно слушал немца и поддакивал А когда Страус Иваныч замолчал, он опять, как будто совсем не слышал разговора:

— А вдруг она сдохнет? Что тогда делать, а?

— Ну, тогда и будем толковать об этом. А сейчас наливай-ка, дружище, касторки в скорлупки.

Они налили касторки в пустые яйца и понесли их Германке. Сильная боль в животе ничуть не уняла обычной прожорливости страусихи. Как и всегда, она готова была проглотить все, что ей попадется под клюв, — хоть живого цыпленка, хоть мертвый железный болт.

Она с жадностью проглотила яйцо. На голой шее сейчас же вздулась и. поползла вниз круглая опухоль — яйцо спускалось по пищеводу. Когда оно дошло до зоба, Страус Иваныч задержал его рукой и раздавил — касторка пролилась в желудок.

Так, одно за другим, Германка приняла все пятнадцать яиц. Когда ничего не осталось, она клюнула Страуса Иваиыча в карман, выхватила оттуда потрепанный кошелок и заодно уж приняла и его.

— Подлое ты животное, — сказал расстроенный немец. Тебя лечишь, стараешься, а ты безобразничаешь. Ведь там же два рубля денег было. С кого я их возьму теперь?

Через два дня Германка, как ни в чем не бывало, расхаживала в станке: видно, касторка и кошелек отлично подействовали. Страус Иваныч отметил у себя в книжечке: «Взрослому страусу касторки надо давать сразу целую бутылку».

А вам по скольку дают касторки? Небось, по несчастной столовой ложке? Теперь понятно, какая разница между вамп и страусами из Африки?

Когда Германка поправилась, дворики были уже совсем готовы и начисто выметены. Сорочко с Страусом Иванычем позвали Павла Федотыча и уговорились назавтра выпускать страусов в степь.

IV

Утро выдалось, как на заказ: ясное, с синим небом, с легким ветерком.

Молодые страусята давно уже забыли про свою войлочную юбку. Они высовывались теперь из окна, разглядывали Сорочко во дворе, смотрели на синее небо, на аистов и стрижей на крыше и подпрыгивали от радости.

Павел Федотыч привел в страусятник счетоводову дочку Лену.

— Вот, Август Иваныч, Лена. Она будет помогать вам взвешивать яйца. Мы среди наших школьников можем подобрать себе отличных помощников. Вы с Сорочко приглядывайте, распоряжайтесь, а она будет учиться у вас.

Лена старалась сделать такое лицо, как будто ей уже гораздо больше десяти лет, но оно само так расплывалось, что казалось моложе восьмилетнего.

Первыми стали пускать страусят. Длинный, просторный дворик был посыпан для них песком. Все было заранее приготовлено и устроено. Но люди все-таки заметно волновались. Страус — глупая, шалая птица. Никогда нельзя заранее знать всего, что с ней может случиться.

Павел Федотыч сам осмотрел весь дворик, порог в страусятнике и велел потихоньку открыть двери.

Когда ветер и солнце ворвались в комнату, страусята в первый момент как будто даже испугались немножко. Они сбились в кучу и, стоя на месте, вытягивали вперед шеи. Словно пробовали: а ну, какое оно есть, это солнце?