Остров Укенор - [8]
«А что ты хотела, дышать воздухом реального и никогда никого не обмануть?» — она почти услышала насмешливый голос Форина, но, к счастью, вернулся Унимо: промокший насквозь, но неожиданно весёлый. «Вот теперь самое время для чашки кофе, — улыбнулся он и произнёс про себя: — Я хочу оказаться в Тар-Кахоле с Тэлли».
Эписодий первый
Форин, бывший Мастер Реальнейшего.
Флейтист, бывший Мастер Игры.
Комната без дверей и без окон, с белыми стенами. Форин сидит на полу и вертит в руках кубик Рубика. Флейтист ходит из угла в угол.
Форин. Опять твои скучные игры. Для бывшего Мастера Игры слишком много предсказуемого. И любопытства.
Флейтист. Ничего-ничего, начнём играть, а там ты втянешься. Вот как уже разговорился! Паникуешь, да?
Форин пожимает плечами
Ладно, это ещё не вопрос, так, разминка. А вот теперь внимание, вопрос: ты скучаешь по Шестистороннему?
Форин (помолчав). Иногда.
Флейтист. Шучу, это тоже ещё не вопрос. Вопрос нам задаст некий Унимо Ум-Тенебри из Тар-Кахола. Точнее, несколько вопросов. У нас что-то с видео, но мы дословно записали его вопросы, вот они. (Делает вид, что перелистывает записи, монотонно читает.) «Что мне делать, почему Форин бросил меня, что мне делать…» Ну и так далее. Ску-учно.
Форин. Перестань.
Флейтист. Как скажешь.
Письма из Комнаты. Письмо первое
(написано на тетрадном листе в клетку)
Здравствуй, сын! (Зачёркнуто.)
Эти письма — всё, что у меня есть, чтобы не сойти с ума. Я уверен, что никто их не прочтёт. И это, знаете, неплохой задаток для искренности. Записать, чтобы самому не забыть, не запутаться. Раньше я часто так делал. Иногда останавливался посреди улицы, доставал потрёпанный блокнот и записывал. А потом — открывал «заметки» в телефоне и печатал, но это было уже не так хорошо. И обычно ничего не перечитывал. Но теперь мне придётся. Перечитать всё, что я когда-либо написал.
А ещё мне кажется, что если я напишу, как было на самом деле, правдиво до последней точки — то меня, наконец, отпустят. Учитель проверит, кивнёт: «Да, всё верно». И позволит открыть дверь. Чтобы впустить её…
Впрочем, лучше по порядку, пока сознание моё ещё послушно глазам.
Если оглядеться, то можно понять, что я сижу в комнате. В своей детской комнате. С полками пыльных книг, короткой тахтой и бесценными сокровищами с помойки. Даже запах тот же самый: пыли и фруктовой жвачки — такой, в жёлтых фантиках с машинками-наклейками.
И вот в чём странность: на самом деле я уже умер.
Но опять забегаю вперёд… теперь это письмо — мой мир, и надо хотя бы здесь соблюдать видимость порядка.
Не знаю, кто, какой цезарь и за какие грехи меня сюда сослал, но это ужасно остроумно! Если отвлечься. Если бы это был не я. Нет, правда: отправить того, кто привык повелевать мирами, сидеть в своей детской комнате и ждать, пока родители соизволят сменить гнев на милость (и гадать: а вдруг родители вообще про тебя забыли?).
В моей голове до сих пор звучит это недовольное: «Иди в свою комнату!» А ещё вот: «Посиди подумай». Слышали вы такое в детстве? Признаться, я сам иногда говорил так Унимо, моему сыну. О, это наивное высокомерие! Подумай! Пойми, какой замечательный, интеллигентный отец тебе достался: не бьёт тебя, не кричит, а всего лишь просит подумать и не мешать взрослым. Разве это так сложно — вести себя удобно?
Теперь вот я сам сижу и пытаюсь «подумать». И ничего-то у меня не выходит.
Ещё немного условий задачи. У меня есть тело, но никаких потребностей, свойственных живому человеку. Чувствую лёгкость, как в детстве, когда почти не замечаешь, где заканчивается твоя рука и начинается крепко сжатый — так, что горькая белая кровь пачкает пальцы, — в маленьком кулаке одуванчик.
Весь мир стал теперь для меня «своей комнатой». Ребусом. Кубиком, Окло-Ко его обними, Рубика. Я чувствую, что должен разгадать эту загадку. Хотя иногда прихожу в отчаяние от мысли, что никакой загадки нет, я просто оставлен, забыт здесь, один, беспомощный, в этой пытке осознающей себя пыли, как что-то простое и понятное. А можно ли больше унизить человека, чем отказав ему в сложности? Как в том рассказе про ночь перед решающим экзаменом, когда студенты ужасно переживают — и весь день и всю ночь катаются на трамвае, ходят в театр и пьют вино. А потом оказывается, что дипломы им выдадут просто так — потому что это уже совсем не важно, на город всё равно надвигается эпидемия, все обречены…
Но я не жалуюсь: во всяком случае, не банька с пауками. Не колодец и маятник. И даже не Чёрная Храмина. А всего лишь детская комната. Вокруг — всё моё, до последнего найденного на улице солдатика-дезертира.
В тумбочке я обнаружил бесконечный склад видеокассет: как только берёшь одну, вместо неё сразу появляется другая. Сейчас таких уже нет — тоже привет из моего детства (такие чёрные кирпичи, деловито мотающие хрупкую хрустящую, как листы нори, плёнку). На них белые наклейки, на которых красным маркером неаккуратно написаны цифры. От одного и — мне пока не удаётся сосчитать, до какого числа. Из чистого упрямства я взял номер шесть и включил. Видеомагнитофон с довольным урчанием проглотил кассету, пожевал её, а потом выплюнул на экран изображение. Такое, как в моём детстве: зернистое, приглушённое, приятное для взгляда.
В Шестистороннем Королевстве возможно всё, что становится для кого-то самым важным. Здесь поэты стихами изменяют пространство, музыка останавливает армии, а воля одного человека может разрушить целый город… Сын столичного аристократа отправляется на поиски волшебства. Но узнаёт совсем другие вещи: зачем зажигать маяк там, где нет кораблей, что делать, если король вашего королевства начинает войну, и почему нет ничего проще, чем управлять миром — и ничего сложнее, чем прожить в нём один день.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».