Остров традиции - [79]

Закончив играть, женщины запели старинный чужеземный мадригал, комкая концы шалей в руках, сложенных так, что казалось – они вонзают кинжалы в свои пышные сладкие груди. Или нет, наоборот – пытаются выдернуть стрелы, застрявшие глубоко в диафрагмах, пытаются, но тщетно. Чуть сипловатое сопрано Маргариты извергалось из её груди маленькими юркими капельками, а из груди Анны изливалось густое бархатное меццо широким неторопливым потоком. Текла кровь из грудей женщин, текло молоко…

– Нет, Анхен, наш мужчинка что-то совсем загрустил. Это же панихида какая-то, а нужен гром победы… бравурный марш вместо траурного. Конрад, сознайтесь, нагнали мы на вас тоски? Мне надоели кислые мины, я хочу радости! Я хочу… слышите, я хочу тан-це-вать!

И Маргарита легко и плавно закружилась вокруг Конрада, взмахивая крыльями, у которых вместо перьев были пушистые кисти.

На этот раз Анна не поддержала подругу:

– Гретхен, папа спит, – сказала она довольно ласково. – Не топай.

– Да, да… – спохватилась Маргарита. – Тогда знаете что… слушайте, а у нас есть что-нибудь выпить? Шампанского хочу! Шампанского!

– Насчёт шампанского не знаю… – улыбнулась Анна, – а рейнское вино тебя устроит? Уже, наверно, лет пять выдержки. Лежит, тебя дожидается.

– И у меня кое-что есть, – набравшись смелости брякнул Конрад.

– Чудесно! Чудесно! – пропела Маргарита. – Так давайте же расслабимся! Когда-то ещё соберёмся вместе… если соберёмся.

Клавесин откатили в сторону и сообразили на его место хрупкий журнальный столик. На него водрузили бутылки, принесённые запыхавшимся Конрадом. При свете свечи те отбрасывали на стену неестественно длинные, словно готические соборы, тени.

Бутылка рейнского осталась ещё от прежних хозяев, не дураков выпить. Бутылку водки дала Конраду Натали. Если бы жители Города Крысожоров или даже столицы оказались здесь, то просто на части бы разорвали наших героев. Сивушка-самогон – не чета кристально чистой водке, а тем паче – рейнскому.

Однако, Конрад не радовался по этому поводу, а напротив, куксился. Во-первых, его обескуражило превращение Святая святых в распивочную. Во-вторых, именно ему – «мужчинке» – доверили вскрытие заветных пузырьков. Он вооружился ножом и штопором, минут пять кромсал пробку то одной, то другой бутылки и, наконец, с грехом пополам, откупорил, засорив ошмётками пробки живительный эликсир. Тут бы и дух перевести, но ему дали новое задание – вспороть банку консервов заморской открывалкой-вертушкой. Конрад долго прилаживался и так, и этак, но всё никак не мог найти режущую поверхность. Он чертыхался и кряхтел.

– Ну всё, всё, Конрад, будет вам паясничать, – залилась смехом Маргарита, и Конрад понял: гостья всерьёз думает, что он просто ломает комедию. Он густо покраснел и пододвинул всё консервное хозяйство Анне, которая точно знала, что никто здесь комедий не ломал. А также знала, где искомая режущая поверхность.

Конрад налил себе водки, Анне – рейнского (интересно: неужто выпьет?); Маргарита после некоторых колебаний выбрала водку и провозгласила:

– За встречу. Чтобы она была не последней.

Чокнулись. Вздрогнули. Пошло не ох как. Маргарита поспешно набила рот консервами. Анна едва пригубила из своего бокала. Конрад сразу вспомнил Дитера и поёжился.

Но через несколько минут неприятные воспоминания отодвинулись куда-то в сторону, и приятное тепло разлилось по телу Конрада. Потихоньку, рюмка за рюмкой, он приходил в свою тарелку, и ему хотелось лезть в бутылку. По крайней мере, когда пили по четвёртой, он даже произнёс тост (единственный, который знал – потому что в компаниях не бывал уже пять лет, а когда бывал, то раза два в год).

– За то, чтобы у нас всё было, – изрёк он торжественно и веско, – а нам ничего за это не было. – Он даже сорвал аплодисменты.

После пятого тоста Маргарита, румяная и сияющая, не выдержала. Забыв, что где-то неподалёку героически борется с бессонницей старый хворый Профессор, она вдруг выхватила носовой платок, резко – Конрад вздрогнул – взяла самого верха и лихо заголосила разухабистую народную песню. И было это так заразительно, что Анна подумала-подумала, а потом вдруг залпом опустошила едва початый бокал и пристроилась к Маргарите вторым голосом.

Конрад был настолько изумлён, что когда кончился этот номер программы, даже залепетал примерно такой текст: ради Бога простите, но господин Клир спит и негоже тревожить его чуткий сон. На это ему ответили примерно так: отсюда к нему звук не резонирует, физику знать надо.

– Гретхен! Ты прелесть! – отдуваясь после разудалой пляски, сказала Анна. – Конрад! У папы есть погребок… там хранятся вина. Будьте добры, принесите ещё.

Спускаясь в погребок, Конрад дважды больно стукнулся затылком, но три бутылки какого-то неведомого ему зелья обнаружил. Даже в погребке голоса двух подгулявших молодух были слышнее слышимого. Слава Богу, в этом часу ещё не ложились спать соседи – а то наверняка сбежались бы у калитки Клиров и обложили бы матом. А если бы Конрад выглянул в окно, он бы в самом деле увидел собравшуюся перед калиткой небольшую толпу любопытных: никогда ещё в этом доме так не вопили и не топали.