Остров тетушки Каролины - [33]

Но не приходилось думать, что на «Алькантаре» встретится что-либо подобное. Коридор, по которому он бежал, был застлан красным ворсистым ковром, вдоль его стен тянулись два бесконечных ряда ослепительно белых дверей, через них непрерывно входили и выходили все новые и новые принцы Уэльские и королевы Елизаветы. И ни одна из этих дверей не внушала ему доверия настолько, чтобы он решился постучать в нее с надеждой, что его впустят, вежливо пригласят присесть, дадут чашку чая с пирожным, поболтают с ним, а вечером уложат спать.

Поэтому Франтик продолжал мчаться вперед; минуя бесчисленные лестницы и коридоры, он все глубже и глубже опускался в недра парохода. Теперь «Алькантара» представлялась ему не то высоченным небоскребом, не то бездонной бочкой. Постепенно мягкие ковры стали исчезать, девочки с завитыми локонами больше не встречались. Но людей не убавлялось. Однако они не выглядели такими беззаботными и румяными, как пассажиры верхних палуб. Они скорей были похожи на пана Скочдополе, браницкого почтальона, у которого имелись велосипед и шестеро детей, но отсутствовал текущий счет в банке. Воздух тут был спертый, откуда-то из глубины доносился глухой шум работающих машин.

И вдруг все кончилось. Последний коридор, в который попал Франтик, упирался в тупик. Мальчик оказался в положении загнанного в – угол мышонка, не было никакой надежды скрыться, если бы его заметили.

Коридор выглядел очень странно. Узкий, мрачный, грязный, с голыми стенами, похожий на гроб бедняка; никаких признаков жизни, кроме далекого назойливого стука машин; очевидно, они работали где-то глубоко внизу. В этом неприветливом коридоре была всего лишь одна дверь. Как раз перед ней Франтик и остановился.

Подобно коридору, дверь тоже была странная. Она вовсе не соответствовала облику «Алькантары». Даже в этом коридоре она выглядела необычно. Впрочем, она всюду казалась бы инородным телом. Это была тяжелая дубовая потемневшая дверь, обшарпанная, изъеденная жучком, шероховатая, вся в трещинах, со старомодной изогнутой ручкой, такой стертой, точно она служила уже сто лет. Дверь украшала наверху грубая резьба, изображавшая плывущую по бурному морю колыбель. Изрядно стершуюся от времени резьбу сплошь оплела паутина.

Прошло немало времени, пока Франтик все это рассмотрел. Первой его мыслью было выбраться как можно скорее из ловушки, в которой он очутился. Но пришедшая в голову догадка удержала его на месте. Ведь дверь затянута густой сеткой паутины, значит, она давно не открывалась. А раз так, она ведет в помещение, где можно спокойно укрыться.

Довод этот звучал настолько убедительно, что Франтик поднял чемодан тетушки Каролины и, подойдя к двери, взялся за ручку. И тут произошло сразу несколько событий.

Во-первых, взор Франтика упал на маленький запыленный клочок бумаги, прибитый над ручкой и не замеченный им до сих пор; на бумажке корявыми буквами было выведено карандашом два слова:

Джон Смит

Во-вторых, где-то па повороте коридора раздались шаги, которые явно приближались.

Одновременно сквозь дверь до Франтика донеслись загадочные звуки, похожие разом на чиханье, икоту и отрыжку; эту редкую комбинацию звуков дополнили грохот падающей мебели и негромкая ругань. Затем звуки стали более удобопонятными: послышался слабый, но явственный крик, точно кто-то звал на помощь.

Все эти три обстоятельства требовали быстрой реакции. В голове Франтика пронеслось: как видно, комната за дверью не пустая, в ней живет какой-то Джон Смит. Этот Джон Смит взывает о помощи и будет благодарен всякому, кто ее окажет. Приближающиеся шаги говорят о несомненной опасности, и ее необходимо избежать. Франтик без колебаний нажал ручку и перешагнул порог.

Просторное помещение, куда он вошел, окутывал полумрак. Три стены были заставлены старой громоздкой резной мебелью, на четвертой, передней стене висели в потускневших рамах портреты, изображавшие Нельсона после Трафальгарского сражения и Гладстона после перепалки в палате лордов. Под ними прибита несколькими ржавыми гвоздиками морская карта мира с четко обозначенными границами владений Британской империи. Пустые места на стене заполняли надписи вроде: «Terra incognita»[3] и «Hic sunt leones».[4]

Наверняка тут могло бы обнаружиться еще много интересного, но Франтик сразу понял, что подробный осмотр придется отложить на другое время. У стола, над перевернутым стулом склонился человек; по всему было видно, что он задыхается. Лицо его побагровело, глаза постепенно приобретали тот особый остекленелый вид, который обычно означает, что душа намерена расстаться со своей бренной оболочкой.

Долго размышлять не приходилось. Франтик, видевший на своем веку не один такой случай, подскочил к пострадавшему и со всей силы ударил его кулаком по спине.

Раздался клокочущий звук, человек жадно глотнул воздух, причем в горле у него что-то свистнуло, выплюнул на ладонь маленькую косточку и с облегчением вздохнул.

– Треска, – произнес он еще хриплым, но негодующим голосом. – Опять треска! А должен быть жареный цыпленок!

Глубокая меланхолия, которой дышали последние слова Джона Смита, тотчас пробудила в сердце Франтика теплое человеческое чувство.