Остров тетушки Каролины - [34]

– Рыбу надо есть осторожно, – проговорил он с участием. – В ней много мелких косточек. Помню, раз дядюшка Бонифаций проглотил косточку окуня…

– Не знаю никакого дядюшки Бонифация и не имею понятия, что такое окунь, – сердито ответил обитатель таинственной комнаты. Однако он быстро взял себя в руки и с изысканной вежливостью добавил: – Во всяком случае, сэр, я вам благодарен за помощь, какую вы мне оказали. Без вас я наверняка был бы уже покойником.

Произнеся эти слова, Джон Смит сердечно потряс правую руку Франтика. Лицо его недолго оставалось спокойным, какая-то мысль тенью прошла по нему, и Джон Смит снова помрачнел.

– Я полагаю, сэр, вы пришли по воле герцога Глостерского, Хранителя печати его величества короля? – произнес он голосом, свидетельствующим, что ничего хорошего от такого посла он не ожидает.

– Нет, – ответил Франтик. – Я приехал из Браника по воле моего отца, он послал меня догонять тетушку Каролину Паржизекову из Глубочеп, которая едет где-то на этом теплоходе. Только я никак не могу ее найти.

Человек задумался.

– В таком случае, – сказал он наконец, – позвольте выразить вам мое участие. Помощь я не имею возможности вам оказать. Вот уже десять лет, как я нахожусь в этой комнате, и не выйду из нее до тех пор, пока не дождусь справедливости от его величества короля, храни его бог.

Как дико звучали эти слова! Да и все вокруг выглядело по чудному. И резьба на двери, и эта мрачная, неприветливая комната, скрытая в трюме современного океанского теплохода, и то, что этот человек называет Франтика на «вы» и говорит с ним, как со взрослым мужчиной. Странно выглядел и сам обитатель комнаты.

Хотя лицо у него совсем заурядное и одет он в обычный штатский костюм (только немного старомодного фасона), но казалось, костюм этот очутился на нем по какому-то недоразумению. Этот мужчина принадлежал к тому особому сорту людей, которые нисколько не поразят нас, явившись к ужину в стальных латах; наоборот, нам покажется странным, если они наденут крахмальную манишку. Мы останемся равнодушными, если они в разгар лета вдруг облекутся в теплые брюки, но нас удивит, что у них на боку не прицеплена шпага.

Все эти мысли были слишком отвлеченными, чтобы Франтик мог их выразить словами. Во всяком случае, он пришел к убеждению, что. Джон Смит пострадал от какой-то роковой ошибки, и почел своей святой обязанностью разогнать его грусть.

И это не составляло для него никакого труда, ведь представители рода Паржизеков всегда были великодушны ко всем без исключения, даже к побежденному врагу. Еще жив в памяти Франтика тот день, когда его отец перевозил через реку человека, осмелившегося доказывать свое превосходство в гребле. Сначала этот человек сказал, что веслами следует взмахивать как можно выше. Потом отказался от этой идеи и заявил, что весла нужно держать как можно ниже, а лучше всего поднимать их не слишком высоко и не слишком низко. Изложив эти соображения, он стал развивать теорию, как правильно погружать в воду весла. Он уверял, что по числу капель, которые стекают с весел между двумя погружениями, можно, во-первых, определить скорость движения лодки, а во-вторых, точно установить, какова сила рук гребца. Закончив свою лекцию, пассажир обещал папаше Паржизеку, что если он последует его советам, из него когда-нибудь выйдет неплохой перевозчик.

Папаша Паржизек терпеливо выслушал все эти советы, а затем столкнул советчика веслом в воду. Дождавшись, когда с весла упало установленное число капель, и, убедившись в силе своих рук, он вытащил пассажира из воды. Пришлось посадить его на дно лодки, прислонив спиной к скамейке. На берегу папаша Паржизек положил любителя поучать на траву, а сам сел на его живот. Когда из пассажира вышла вся вода и он пришел в себя, папаша Паржизек взыскал с него установленную за перевоз сумму, ни геллера больше, и отпустил, пожелав доброго вечера. Да, у Паржизеков благородство было в крови, а что касается Франтика, то яблочко от яблони недалеко падает.

Он готов был на что угодно, лишь бы Джон Смит повеселел. Прежде всего Франтик постарался узнать причину его грусти, ведь ничто так не облегчает сердца, как дружеская беседа. Затем он попробовал уверить Джона Смита, что его величество король Георг, несомненно, в скором времени решит его дело по всей справедливости.

Но Джон Смит не воспрянул духом. Он обратил на Франтика мутный взгляд и спросил:

– Король Георг? При чем тут король Георг?

– Но ведь вы сказали, сэр, что ждете справедливости от его величества короля?

– Ну, разумеется. От короля Ричарда Львиное Сердце.

Франтик даже рот раскрыл от удивления. Мобилизовав все свои знания по истории, он сказал:

– Ричард Львиное Сердце уже умер, сэр! И если я не ошибаюсь, добрых восемьсот пятьдесят лет назад!

– Да, – глухо подтвердил Джон Смит. – Короли умирают. Но не их законы.

– Разве это плохо, сэр? Нет на свете ничего лучше хороших законов.

Джон Смит мгновение раздумывал, а потом пробурчал еще глуше:

– Я тоже так думал. Но оказывается, законы не должны быть слишком хорошими.

– Не могли бы вы мне это объяснить, сэр? – робко пролепетал Франтик.