Остров Свиней - [7]

— Ничего особенного в них нет. Ведь правда? Совершенно обычные руки. Я не пытаюсь делать вид, будто в них заключена какая-то сила. Я не могу разить молниями. Я знаю все о своих руках, потому что, как и вас, меня не удовлетворяло то, что говорят эти шуты-евангелисты. И я стал профессионально исследовать эту тему. Например, знаете ли вы, что солдат победившей армии остается жив после ранений, которые могут убить солдата побежденной армии? Вы это знаете? Вы знаете, что представляет собой ваше тело? Ваше тело…

Он ткнул пальцем в аудиторию и улыбнулся. Вероятно, он уже достал меня на каком-то уровне, потому что я проигнорировал образ, промелькнувший у меня в голове: мне в глаза заглядывает со сцены не человек, а большая лохматая собака.

— Ваше тело может само исцелиться. Оно знает, как это сделать. Нужны только подходящие химические вещества. С того дня, как я покинул родительский дом, я ни разу не переступал порога медицинского учреждения. И не переступлю! — Он снова посмотрел на свои руки, изучая их по очереди — с таким видом, будто в них заключена какая-то загадка. — Вера позволяет мне направлять свои эндорфины туда, куда надо. А с такой сильной верой я могу направлять их и к вам.

— Что за бред! — бормочет Финн.

— Что за б…ство! — говорю я. Мы оба покачали головой, но он уже подчинил нас себе, и мы не смотрим друг другу в глаза. Мы оба представили, что́ именно мама Финна увидела в пасторе Малачи Даве. Как только зажглись прожектора, на сцену потянулась цепочка жаждущих исцеления. Инвалидов выкатывали на сцену или выводили под руки родственники. Затем одна из помощниц Малачи (в толпе ее называют Асунсьон) брала каждого за руку. Эта секс-бомба в длинном индейском платке, спускавшемся на спину ее белой дзюдоистской куртки, контролировала производственную линию, придерживая инвалидов на месте, пока Малачи готовился. Тогда она подталкивала их вперед и то ли поднимала, то ли уговаривала забраться на каталку, где они ложились на спину, глядя вверх на Малачи, который возвышался над ними, спиной к аудитории, опершись руками на каталку, склонив голову и закрыв глаза, словно дожидаясь, когда пройдет мигрень. Он не молился. Он просто ждал. Никакого адского пламени. Через несколько мгновений он клал руку на тело страждущего и снова закрывал глаза. Затем поднимал руки и что-то шептал пациенту, который вставал и уходил. Или его уводили родственники.

— Давай! — толкнув меня локтем, прошептал Финн. — Давай. Иди туда.

Я встал и присоединился к очереди, чувствуя себя страшно неловко, так как был здесь самым высоким. Впереди, сзади и по бокам я видел только шляпки с покачивающимися голубыми и розовыми перьями. Примерно через полчаса ожидания я поднялся на сцену, под свет прожекторов. Малачи бросил на меня взгляд и на какой-то миг, при виде моего роста и силы, его охватило замешательство. Но если он и заподозрил что-то, то ничем этого не показал.

— Как вас зовут?

— Джо.

— Что вас позвало сюда, Джо? Какая часть тела?

— Кишечник, — говорю я, поскольку именно из-за этого умерла мама Финна и вообще это первое, что пришло мне в голову. — Это рак, сэр.

Я лег на каталку, думая о том, как хихикает Финн. Малачи стоял надо мной, склонив голову и закрыв глаза, под его светлым чубчиком выступили капельки пота. Я заметил поры на его щеках и понял, что он пудрится. Внезапно мне стало чрезвычайно интересно, что же он скажет.

Через какое-то время, показавшееся мне вечностью, он поднял голову и мрачно посмотрел на меня.

— Как же они узнали? — тихо произнес он. — Как они выявили? Она же такая маленькая — как же они ее выявили?

Я нервно сглотнул. Мне вдруг расхотелось смеяться.

— Что маленькое? — спросил я. В горле встал комок. — Кто это — она?

— Опухоль. Она же меньше сантиметра. Как они вообще узнали, что она там?

— Что случилось? — поинтересовался Финн.

Я уже сошел со сцены, весь покрытый потом, с пульсирующей в голове болью.

— Через две недели, — пробормотал я. Я сидел мокрый от пота, молча потирая живот. — Через две недели я приду на молитвенное собрание и тогда избавлюсь от опухоли.

— Избавишься от опухоли? Что, черт побери, это означает — «избавлюсь от опухоли»? — Но тут он остановился — увидел мое лицо. — Оукси! — внезапно забеспокоившись, позвал он. — Оукси, что все это значит?

— Не знаю, — пробормотал я, с трудом поднимаясь. — Не знаю. Но хочу поскорее выбраться отсюда. Думаю, мне надо поговорить с врачом.

* * *

Следующие десять дней прошли как в тумане. Я перемещался от одного врача к другому, Финн следовал за мной, смущенный и озабоченный. Я потратил половину наследства, оставленного мне тетушкой, пытаясь найти медицинского работника, который направил бы меня на анализы по поводу рака — от которого, как утверждал целитель, я якобы умираю. В конце концов в одном пресвитерианском госпитале мне пришлось раскошелиться на анализ кала на скрытое кровотечение. Врача, как сейчас помню, звали Леони — так было написано светло-серыми буквами на ее бэдже. Помню, как я смотрел на эти буквы, когда она зачитывала мне результаты, а сердце тяжело бухало в груди.

Результат отрицательный. Никакой опухоли. Никакого рака. Неужели я действительно поверил в то, что мне сказал проповедник-евангелист? В ее голосе звучала жалость.