Остров счастливого змея. Книга 2 - [4]

— Спасибо, — сказал Александр, отщипывая кусочки рыбы. — Скажи, Олонко, а почему нельзя костёр зажигалкой разводить?

— Можно, почему нельзя? Только огонь другой будет.

— Почему другой?

— Огонь разный.

— Чем же он различается? Понятно, что химический состав дров влияет на горение, но разве от того, чем разжигаешь, зависит горение древесины? — заспорил Александр, у которого в школе была «пятерка» по химии.

— Дрова имеют значение, но не это главное. У разного огня душа разная. Как у людей.

— У людей это, наверно, скорее, связано с генами, полученными от родителей.

— Твои мысли на правильном пути. Душа огня тоже зависит от родителей. Огонь рождается от молнии, от спички, от трения, от искры, высеченной из камня… И у каждого своя душа, свой характер. Как ты не чувствуешь этого?

— Мне кажется, это не имеет значения. По крайней мере, я не замечаю различий. Так какой же огонь лучше?

— Для разных дел — разный огонь. Для очага, для приготовления пищи, для большинства ритуалов самый лучший огонь, полученный трением.

— А электрический, химический?

— Душа такого огня отличается от природного так же, как душа горожанина от души хабуга. Тебе учиться надо, — неожиданно подытожил Олонко.

— В каком смысле? — удивился Александр. — Уже не те годы, чтобы учиться.

— Учиться всегда хорошо. Тебе надо! Ты хабуга, вождь. Ты должен знать душу народа. Чтобы понять душу, надо узнать обычаи. Какой ты хабуга, если не знаешь, как живёт твой народ?

— Как же мне учиться?

— Спрашивай, смотри.

Александр закурил, задумался. Все трое смотрели, как проносится мимо вода. Соло вдруг запел. Он пел протяжно, монотонно, на своем, непонятном Александру языке, и это пение удивительно сочеталось с шумом реки.

— Я пою: деревья вырастают и умирают, а тайга живет всегда; вода всё течет и течет, а река никогда не кончается; люди рождаются и умирают, а род хабуга живет, и будет жить, — сказал Соло, и разлил остатки водки.

— Хорошие слова, — сказал Александр. — Кто написал эту песню?

— Никто не писал, я так вижу.

— Ты сам придумал эту песню?

— Я не придумывал, душа сама поет. У тебя разве не так?

— Ну, обычно песни сочиняют поэты и композиторы…

— Как душа может петь слова, которые придумал другой человек? У того человека другая душа, он придумал песню для другого случая.

— А музыка? Как ты выбираешь мотив?

— Душа выбирает. У реки одна музыка, в тайге другая, на вершине сопки совсем непохожая. Как может быть одинаково? Тебе понимать надо, учиться надо!

— То есть, ты поёшь то, что видишь?

— Я пою то, что чувствую!

— Да-а, надо начинать учиться, — задумчиво сказал Александр. — Как думаете, с чего начать?

— Слушай свою душу, слушай реку, тайгу, свою собаку слушай. К нам приходи, к старикам приходи, к шаману приходи. Любой подскажет, как правильно поступить, если сам не знаешь, — сказал Олонко, вставая. — Нам пора, однако.

Он снял с прутика гольца, положил на гальку.

— Уху сваришь. Из гольца хорошая уха. Удачного дня, Забда!

Александр присел на корточки у догорающего костра и смотрел вслед неожиданным гостям, пока они не скрылись за поворотом реки. «Интересные люди, — думал он. — Вроде простые до нельзя, явно неграмотные, водку пьют, а чувствуешь себя с ними, как двоечник на уроке». Он выкурил ещё одну сигарету и пошёл разбираться с вещами.

3

Следующий день Александр решил посвятить наведению порядка в доме. Он соорудил посудную полку над плитой, приладил к косяку наружной двери вертушку, чтобы не подпирать дверь лопатой. Но вчерашний разговор с Олонко и Соло не выходил из головы. «Надо учиться, надо учиться», — вертелось в мыслях.

— Надо нам с тобой учиться, — сказал он псу. — Пойдём-ка, Нордик, сходим к Сикте.

Норд готов был немедленно идти куда угодно, лишь бы идти. Они поднялись на дорогу и зашагали по улице. Во дворах горели прошлогодние листья, заволакивая густым дымом всю округу — люди готовили огороды к весне.

В одном дворе бабушка-хабуга тюкала колуном по полену, которое явно не хотело поддаваться. Александр на секунду замешкался, потом решительно открыл калитку.

— Дайте, я попробую.

Он забрал из рук бабули колун с насаженным на него сучковатым поленом, размахнулся, перевернул его в воздухе и с размаху ударил обухом о колоду. Полено с треском разлетелось в разные стороны.

— Мужчина! — сказала бабушка.

Александр взял другое полено, ударил вдоль сучка. И дело пошло. Он ощущал приятное напряжение в мышцах. Тело хотело простого труда. Горка колотых дров росла. Александр разогрелся на солнышке, скинул куртку, а затем и рубашку. Бабушка присела на полено, спокойно, задумчиво смотрела на помощника. Александр за полчаса переколол валяющиеся чурки, разогнулся.

— Есть ещё, бабуля?

— Хватит, Забда. Ты хорошо поработал. Пусть Солнце даст тебе удачного дня!

— Откуда вы знаете мою фамилию?

— Кто же тебя не знает? Ты вернулся! Пойдём в дом.

— Спасибо, мне идти надо.

— Пойдём! — решительно сказала бабушка.

В низкой комнатке с одним окошком стоял дощатый стол и лавка, у стены сделанная из досок же кровать, застеленная лоскутным одеялом. Горела многократно подмазанная, выбеленная известью печка. Хозяйка усадила Александра за стол, налила чай в жестяную кружку, принесла бруснику в берестяной коробке, красиво украшенной вырезанными узорами, поставила сахар и плетёную из прутиков тарелочку с карамельками.