Остров Сахалин и экспедиция 1852 года - [36]

, въ субботу, но какъ я ни старался приготовить письма и бумаги въ этому дню, многое еще не было кончено, благодаря частымъ посѣщеніямъ аиновъ. Наконецъ въ воскресенье, скрывшись изъ моего дому въ квартиру Рудановскаго, я тамъ кончилъ на скорую руку письменныя дѣла и послѣ обѣда отправилъ Самарина съ матросами Ларіоновымъ и Носовымъ и съ проводникомъ гилякомъ по дорогѣ къ р. Сусуѣ. Японцы, которые навѣрно не знали куда ѣдетъ Самаринъ, вышли посмотрѣть на его поѣздъ. Сетокуреро пришелъ вечеромъ ко мнѣ, чтобы сказать, что онъ самъ хочетъ на другой день ѣхать въ Нойоро. Я радовался этому потому, что надѣялся, онъ догонитъ Самарина, и такъ какъ послѣднему приказано непремѣнно заѣхать въ Нойоро, чтобы взять тамъ описи Ю.-З. берега отъ Рудановскаго, то значитъ Сетокуреро можетъ ему служить хорошимъ помощникомъ до своего селенія. На другой день Сетокуреро пришелъ рано утромъ проститься со иною. Мы простились и я еще далъ кое-какія бездѣлицы его сыновьямъ и купилъ нѣсколько соболей. Конечно, на прощанье я угостилъ виномъ аиновъ. Отъ меня Сетокуреро, снабженный нашими припасами на дорогу, отправился въ японцамъ. Японцы тотчасъ поднесли ему чашку вина. Онъ выпилъ, спросилъ другую, а потомъ и третью. Опьянѣвъ совершенно, онъ началъ ругать Мару-Яму, старшаго изъ японцевъ. Тотъ въ отвѣтъ на брань ударилъ его желѣзными щипцами по головѣ и ранилъ его до крови. Узнавъ объ этой ссорѣ, казакъ Дьячковъ тотчасъ побѣжалъ въ японцамъ и засталъ у нихъ многихъ аиновъ. Разспросивъ о случившемся, онъ совѣтовалъ японцамъ, чтобы они подарили что-нибудь Сетокурерѣ, уговоривъ его не жаловаться мнѣ. Нару-Яма тотчасъ же пошелъ къ Сетокурерѣ въ домъ и подарилъ ему японскую рубашку, два куля рису и боченокъ водки, прося его не идти жаловаться въ русскому джанчину. Но уже мнѣ дали знать. Разспросивъ Дьячкова, какъ было дѣло, и узнавъ, что Сетокуреро пьянъ и что Мару-Яма не совсѣмъ трезвъ, я послалъ сказать разсорившимся, чтобы они легли выспаться и чтобы на другое утро пришли оба ко мнѣ для объясненій. Сетокуреро все какъ его сыновья уложили. На другой день явился во мнѣ любимецъ мой Асануя съ однимъ японцемъ и Сетокуреро съ старшинами селеній Кусуной и Сежерани и съ своими 4-мя сыновьями. Голова его была подвязана. Усадивъ ихъ, я сказалъ имъ черезъ Дьячкова, что я желалъ бы не вмѣшиваться въ дѣла японцевъ съ аинами, но могу это исполнить только тогда, когда японцы не будутъ притѣснять послѣднихъ, въ особенности тѣхъ, которые расположены и служатъ русскимъ; что въ Нойорѣ джанче оказалъ русскимъ услугу и что онъ пріѣхалъ въ гости въ нимъ, и потому кто обидитъ его, тотъ обидитъ и русскихъ; и поэтому, когда я узналъ, что Мару-Яма ударилъ Сетокуреро, а хотѣлъ тотчасъ же строго разобрать дѣло, но узнавъ вмѣстѣ съ тѣмъ, что Сетокуреро былъ пьянъ, что его хорошо и съ особымъ уваженіемъ принимали японцы и что онъ напившись пьянъ началъ ругать Мару-Яму — поэтому я считаю Сетокуреро виновнымъ; но все-таки считаю, что Мару-Яма дурно поступилъ, ударивъ его вмѣсто того, чтобы пожаловаться мнѣ, и потому назначаю ему заплатить Сетокурерѣ столько, чтобы послѣдній самъ пришелъ бы сказать мнѣ, что онъ доволенъ и забываетъ обиду. Съ этимъ я ихъ выпроводилъ отъ себя, сказавъ еще наединѣ Асануѣ, что мнѣ непріятно вмѣшиваться въ дѣла ихъ съ аинами, но что я не могу терпѣть, чтобы японцы били аиновъ, пользующихся уваженіемъ и въ особенности тѣхъ, которые пріѣзжаютъ къ русскимъ, и что поэтому я непремѣнно требую, чтобы плата была дана Мару-Ямой хорошая, и что если этого не будетъ или подобное дѣло еще разъ случится, прибавилъ я строгимъ голосомъ, то чтобы японцы знали, что между нами мирныя и дружелюбныя отношенія тотчасъ кончатся. Черезъ часъ ко мнѣ явился Сетокуреро, въ сопровожденіи всѣхъ своихъ аиновъ, объявить, что онъ удовлетворенъ. Онъ получилъ еще боченокъ вина, два куля рису и много табаку, и, какъ мнѣ передалъ Дьячковъ, сказалъ при этомъ, что ударъ по головѣ пришелся выгоднымъ ему. Мы снова простились и я взялъ обѣщаніе съ него, что онъ постарается догнать Самарина и поможетъ ему если нужно. Я послалъ съ нимъ на всякій случай письмо къ Рудановскому и Самарину. Такъ кончилось посѣщеніе Сетокурера, посѣщеніе, ясно показавшее, что аины будутъ всегда причиною раздора съ японцами.

14-го января, я отправился на лыжахъ съ Дьячковымъ осматривать наши окрестности. Спустившись отъ моего дома на ю.-в., я увидѣлъ, что недалеко отъ нашихъ строеній возвышенность, на которой они стоятъ, круто спускается параллельно берегу. У подошвы этого спуска бѣжитъ ручеекъ, впадающій въ нашу рѣчку. По другую сторону ручейка опять крутой всходъ на параллельную берегу вѣтвь горы, но которая выше нашей площадки. По другую сторону этой вѣтви находится еще другая, такая же лощина съ ручьемъ и горы противоположнаго берега его еще выше описанной вѣтви.

На югѣ лощины эти ограничиваются хребтомъ, идущимъ перпендикулярно берегу. Глубина лощинъ этихъ, отъ рѣчки омывающей нашу нижнюю баттарею и принимающую ручьи ихъ, менѣе версты. Всѣ горы покрыты густымъ мелкимъ лѣсомъ, начинающимся отъ строеній нашихъ въ саженяхъ 15-ти. Надо будетъ вырубить лѣсъ этотъ до половины спуска; а уже началъ вырубку по направленію въ югу, но теперь нѣтъ рабочихъ рукъ на эту работу.