Остров, одетый в джерси - [2]

Из-за каких-то занавесок в проход вышел стюард. Некоторое время он молчал. Держал паузу.

— Леди э-э-энд джэ-энтльмены! Сейчас будет завтрак!

Салон ожил. Пассажиры стали суетливо отстегиваться от кресел и опускать откидные столики. Лица вокруг посветлели.

Приготавливаясь к завтраку, я подумал: «Летим мы недолго, сорок пять минут. Но, может, еще успеем и пообедать? Хорошо бы!»

Стюарт выкатил из-за занавесочки столик, похожий на операционный, и покатил по проходу. Коробочки с едой и вправду напоминали медицинские кюветы. Стюарт в белом фартуке и колпачке походил на медбрата.

Добравшись до конца прохода, он медленно двинулся назад. Но теперь он раздавал пассажирам кюветы, обернутые серебряной фольгой.

— Рис или бобы?

— А бобы у вас с подливочкой?

— Бобы с салатиком. Рис с горошком.

— Ну что ж, давайте с салатиком.

— Сок апельсиновый, яблочный, красный гранат?

— Нет ли черного чая?

— Есть и зеленый.

— Все-таки черный.

— Пожалуйста.

— Рис или бобы?

Я взял рис с горошком и сок яблочный.

— Эх, — думал я, — хлеба бы еще бородинского. Да кто ж его даст?

Впрочем, и рис с горошком оказался вовсе не плох. Рис был теплым, а горошек — свежим.

Когда стюард раздал еду в первых рядах, последние уже поели, и он покатил назад — собирать пустые кюветы.

— Как вам бобы?

— Неплохо, сэр, неплохо. Но лучше было бы, знаете ли, добавить немного корички.

— Постараемся добавить.

— А можно, знаете, гвоздички положить.

— Попытаемся положить.

— А вообще, неплохо.

— Наша компания делает все для удобства своих клиентов, сэр.

Задние ряды взмахнули салфетками, прикладывая их к губам. Можно было подумать, что у всех у них одновременно заболели зубы.

Затем платки спрятались, и вместо них над креслами поднялись настоящие белые паруса. На парусах большими буквами было написано: «Сандей таймс», «Дейли телеграф», «Морнинг стар».

Мой сосед распахнул «Спорт». Я заглянул туда. С газетных полос на меня обрушились какие-то совсем неспортивные вопросы:

«Продаст ли „Арсенал“ Ширара?»

«Купит ли „Манчестер-Юнайтед“ МакМаннана?»

«Правда ли, что Беккер заработал миллиард?»

Не зная, как ответить на эти вопросы, я повернулся к иллюминатору.

Сквозь толстое стекло виднелось длинное, уходящее назад крыло. Оно махало как живое, под крылом висела турбина, похожая трубу. Но было не понятно, зачем живому крылу турбина.

Откуда-то со стороны носа налетали клочья серой ваты, и крыло их тут же разрезало пополам.

Далеко внизу лежала какая-то бесконечная площадь, покрытая свежим асфальтом. Не сразу я понял, что это блестит внизу Ла-Манш.

Тяжело лежал он не земле. С трудом шевелил свинцовыми волнами. Нет, никак не советовал бы я плыть по ним с мигающей лампочкой и дуть в свисток. За такое легкомыслие Ла-Манш мог запросто раздавить несчастного своими волнами.

Но вот мы пересекли какую-то невидимую границу. Вода внизу расколола асфальт, стала голубой. Вспыхнуло солнце, и я зажмурился.

Незамутненное облаками, оно сияло так, что его можно было увидеть, не открывая век.

Небо и море сделались действительно какими-то курортными.

Джентльмен рядом со мной сложил свой котелок в сумку и вдруг надел белую панаму с бахромой.

Перемена, произошедшая в его облике, была так невероятна, что сердце мое на секунду остановилось. В панаме джентльмен стал похож на ожившую бледную поганку чудовищных размеров.

Затем он спрятал газету в правый внутренний карман пиджака, а из левого он вынул книгу Джеральда Даррелла: «Сад богов».

2

Самолет завалился набок, заходя на посадку, и поплыл над Джерси.

И как я мог назвать этот остров пошлым пирогом?

Нет, нет! Он скорее был похож на палитру художника! И не какого-нибудь постного мазилы. Краски на этой палитре смешивала рука большого мастера. Типа Рембрандта. В сочетаниях цветов была сочность и одновременно правдивость.

Джерси можно было принять за коралловый атолл.

Он плыл в голубом иллюминаторе, как рыба в аквариуме.

Вдруг занавески у входа в салон раздвинулись как театральные кулисы. Из-за них выступил стюард с безумной панамой на голове. В руках его имелась некая книга, которую он читал.

На этот раз пауза его тянулась так долго, что по пути стала превращаться в вечное безмолвие.

Наконец стюард закрыл книгу и спрятал за свою бардовую пазуху.

— Мадам и месье, — неожиданно сказал он. — Наш самолет начинает снижение. Приведите спинки ваших кресел в вертикальное положение…

Кресла вокруг ожили и словно бы все разом сдвинулись к началу салона.

— Проверьте, убраны ли ваши столики?

Раздались редкие хлопки. Видимо, в основном столики были убраны.

— Осталось пристегнуться привязными ремнями…

Звук закрывающихся пряжек слился в один дружный щелчок.

— …и наш самолет заходит на посадку!

Теперь рыба в иллюминаторе раздулась до невероятных размеров. Она уже не влезала в один иллюминатор и понемногу, по кусочку, заполнила собою все остальные.

До этого самолет летел горизонтально. Но вдруг, не прекращая горизонтального движения, стал двигаться вертикально вниз. Крыло в иллюминаторе отчаянно махало, пытаясь найти в воздухе потерянную опору. От страха самолет выпустил шасси и тут же коснулся ими земли.

Леди и джентльмены передо мной мелко затряслись, вдруг нырнули вперед, будто бы пытаясь порвать свои привязные ремни, и наконец дружно откинулись на спинки.