Остров на дне океана. Одно дело Зосимы Петровича - [51]

— Ночника, что ли, нашего? — откликнулся приземистый, бородатый, с непомерной ширины плечами. — Сторожа ночного?

— Его самого.

— Спит, небось, после дежурства. Вон изба его, четвертая по правому порядку. Там и найдешь.

Постучавшись, осторожно, чтобы не скрипнула, отворил дверь избы и вошел сначала в сени, потом в небольшую, очень чистенькую, светленькую горенку, где все дышало устоявшимся покоем и вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.

— Тише! — встретил его карапуз лет шести и предупреждающе поднял палец. — Деда спит, не шуми!

— Я тихонько, — зашептал в ответ Буданов, опуская на рол возле двери походный мешок. — Скоро дед твой проснется?

— Скоро. — Мальчик кивнул. — А ты кто?

— В гости к вам. — Подполковник присел на табуретку к столу. — Не скучно тебе одному?

— Что мне скучать? Сейчас бабка корову подоит, молока принесет. Ты хочешь?

— Молока?

— Ага.

— Угостишь, не откажусь. Тебя звать-то как?

— Витей. А тебя?

— Э, брат, трудное у меня имя. Зови дядей Симой, ладно?

— Ой, как все равно девчонку! — рассмеялся малыш.

Он взобрался на колени к Буданову, поерзал, устраиваясь поудобнее, и принялся разглядывать гостя. Синеглазый, светловолосый, с улыбчивыми ямочками на пухлых щеках, карапуз был очень похож на его сына, такого же доверчивого, и тоже Витю. Хорошо с ним… — Поищи-ка у меня в кармане, — шепнул в розовое ушко, — не найдешь ли вкусненькое.

— А чего? — Витины глазенки сверкнули. — Конфетку?

— Угу…

Так в семье у Будановых повелось с тех пор, как сынишка поднялся на собственные ноги: Зосима Петрович никогда не приходил домой без гостинца. Постепенно это стало привычкой, и подполковник знал, что и сейчас у него в кармане должны быть две-три конфеты. И не ошибся: Витя выгреб весь запас и с сомнением посмотрел на гостя:

— Все мне?

— Конечно, все!

— Одну я сейчас съем, ладно? А эти на после. Жалко, мамка уехала, я бы и ей дал.

— Куда же она уехала?

— С папкой в город. Папка мой, знаешь кто? Милиционер!

— Почему же они тебя не взяли?

— Потом заберут, зимой. Баба с дедом не отпускают. Они…

Но закончить карапуз не успел: звякнула щеколда, и в горницу вошла пожилая женщина с подойником в руках, полным пенистого парного молока.

— Бабка! — спрыгнув на пол, бросился к ней Витя. — Конфетку хочешь?

— Будет тебе, пострел, — урезонила малыша хозяйка. — Не стыдно конфеты выпрашивать?

Вытерев руки о край фартука, она протянула гостю руку.

— Вы бы фуфайку сняли, тепло у нас. А старика я сейчас подниму. Хватит ему, отоспался. — И, как бы извиняясь пояснила: — Сторожем он тут всю ночь на ногах. Настынет, потом весь день на печи кряхтит.

— Мне не к спеху, пускай отдыхает, — попытался отговорить ее Буданов.

— Ничего, все равно завтракать пора. Витюк, полезай, буди деда.

Мальчик только того и ждал: быстро придвинул табуретку к печи и покарабкался наверх. А хозяйка, процеживая молоко сквозь чистую тряпицу, продолжала делиться с гостем небогатыми своими новостями:

— Сына с невесткой вчера домой проводили. В Порхове он, милиционером служит. Тоже работа, рассказывает, не из легких. Только и отдохнул, что у нас тут, в отпуске. Вы надолго сюда? Или, может, проездом?

— Сегодня же дальше, — ответил Буданов, прислушиваясь к торопливому Витиному шепоту на печи, — до вечера надо в Хрычково успеть.

— Все, небось, по колхозным делам торопитесь? — сочувственно улыбнулась старушка. — Ох, и много же нынче уполномоченных по деревням ходит. А какие они особенные, наши дела, чтобы людям из-за них покоя не знать? — И добавила, хмуря негустые брови: — Теперь ничего, живем… Вот когда немца прогнали — худо было, горше горького. На всю деревню — один петух, с полдесятка курей да единственный подсвинок уцелел. Все пожрали, окаянные. Не помоги в ту пору Советская власть, всем бы голодная смерть.

С печи сонный голос спросил:

— Марья, с кем ты там суды-пересуды ведешь?

— Слезай, слезай, — отозвалась хозяйка. — Человек из города тебя спрашивает.

— Человек? А по какой надобности?

И Буданову почудилось, будто сверху невнятно донеслось что-то очень похожее на “носит же их нелегкая!”

Свесив ноги с печи, старик с неожиданной легкостью спрыгнул на пол и за руку поздоровался с гостем. Витя так и остался наверху, посверкивая любопытными глазенками. Зосима Петрович объяснил цель своего прихода, и хозяин охотно согласился побеседовать с ним.

— Говорите, Петро Зорин прямо ко мне послал? — с видимым удовольствием повторил Медведев. — Правильно решил, в самую точку! Я маленько в порядок себя приведу, да и засядем. Мать, слей-ка мне на руки.

Но когда через несколько минут вернулся в избу, после умывания холодной водой, с расчесанными и приглаженными полуседыми волосами, надумал другое:

— Марья, собери-ка на стол. Не получится у меня разговора на пустой живот.

И лишь после того, как со стола исчезла внушительная горка румяных горячих блинов да опустел глиняный кувшин из-под молока, гостеприимный хозяин благодушно посоветовал жене:

— Шли бы вы с Витюшкой погулять на часок. Экая благодать на дворе — чистое лето!

Буданов приготовил бланки протокола допроса. Дождавшись, когда за старушкой и внуком закрылась входная дверь, показания по делу бывших полицейских начал давать свидетель Иван Медведев: