Остров мира - [4]

Шрифт
Интервал

Памела. Это, наверно, спица нашей Кэтрин. Положите ее на стол.

Ламперти.…что они одобряют мои действия по отношению к вам.

Памела. Какие действия?

Ламперти. Вы же знаете, так как я неоднократно…

Памела. Скажите еще раз.

Ламперти(набирает в легкие побольше воздуху). Я питаю к вам чувство… м-м… любви.

Памела. Питаете?

Ламперти. Да.

Памела. Вы меня любите?

Ламперти(радостно). Да, да, именно так. Я вот что хотел еще вам сказать. Если вы тоже… м-м-м… взаимностью… м-м-м… проявите по отношению ко мне, так сказать, взаимность, я (быстро) последую за вами на край света. (Облегченно вздыхает.)

Памела. Почему вы, итальянец, не умеете говорить по-итальянски?

Ламперти. Мой покойный отец был действительно итальянец, но моя покойная мать была американка, и я м-м-м, так сказать, родился в Америке, но воспитывался в Англии и м-м-м… одним словом, воспитывался в Англии.

Памела. Ну, скажите теперь еще что-нибудь.


Ламперти молчит, умоляюще глядя на. Памелу.


Хочу персиков.

Ламперти(вскакивает так поспешно, словно его укусил скорпион). Персики будут у вас через двадцать минут! (Убегает.)

11

Памела (одна). Удивительно красив и удивительно глуп.

12

Входит Фрэнк Суинни.



Фрэнк. Мистер Джекобс у себя? Он вызвал меня на восемь часов с полным финансовым отчетом.

Памела. Он у себя. С ним полковник.

Фрэнк. Что он задумал, наш старик?

Памела. Не знаю. Но, кажется, что-то грандиозное.


Фрэнк подходит к Памеле, молча обнимает ее и целует.


Вы злоупотребляете моей любовью.

Фрэнк(оглядывается). Вы правы. Простите меня. Нет таких мучений, которые могли бы сравниться с моими. Завоевать такую драгоценность, как вы, заслужить вашу любовь и не иметь решительно никаких возможностей удержать вас! Ну, скажите мне, что может быть ужаснее этого?

Памела. Не знаю.

Фрэнк. Что делать?

Памела. Не знаю.

Фрэнк. Вы выйдете замуж за этого идиота?

Памела. Не знаю.

Фрэнк. Я встретил его только что. Он вылетел из ворот в своем «ройсе», как сумасшедший. За каким птичьим молоком вы его послали?

Памела. Просто за персиками.

Фрэнк. Что делать, Пэми?

Памела. Не знаю. Я вас люблю, Фрэнк, и сделаю все, что вы захотите. Я ничего не боюсь и никого не боюсь. Я пошла в папу, и меня нельзя обвинить в отсутствии решительности. Скажите, что надо сделать, и я сделаю.

Фрэнк. Не знаю.

Памела. Видите.

Фрэнк. Я ненавижу мир, в котором любящие не могут соединиться. Я ненавижу мир, в котором беспрерывно надо делать не то, что хочешь, а то, что хочется даже неизвестно кому. Кому хочется, чтобы я, талантливый геолог, работал секретарем у вашего отца-коммерсанта? Кому надо, чтобы я, вместо того чтобы искать в земле глубоко запрятанные богатства, которые нужны всему человечеству, подсчитывал с утра до вечера богатства вашего уважаемого родителя? Кому, какому черту, какому дьяволу понадобилось, чтобы я, Фрэнк Суинни, был несчастлив именно потому, что получил самое великое счастье на земле — вашу любовь?

Памела. Не знаю.

Фрэнк. Вы бы ушли со мной?

Памела. Хоть сейчас.

Фрэнк. Да, но куда?

Памела. Не знаю.

Фрэнк. Я получаю у вашего отца пять фунтов в неделю, ровно столько, чтобы не умереть с голоду и иметь два костюма.

Памела. Я согласна терпеть с вами любые лишения. Это не пустые слова. Мне ничего не надо, кроме вашей любви. Вы это отлично знаете.

Фрэнк. А мне разве нужно что-нибудь, кроме вашей любви? Пожалуй, мы смогли бы прожить с вами на пять фунтов. Плохо, но смогли бы. Через год, через два я бы вырвался наконец вперед. Вы верите в меня?

Памела(ровным голосом). Я верю в вас, Фрэнк, но если я уйду к вам, папа прогонит вас и пять фунтов будет получать другой секретарь.

Фрэнк. А я останусь без работы. В Лондоне это не очень приятное занятие. Бегать с плакатами и приковывать себя к решеткам сквера, чтобы обратить внимание общества на бедственное положение безработных, — такая бурная деятельность не для меня.

Памела. Что же делать?

Фрэнк. Не знаю.


Пауза.


Еще ребенком я мечтал о такой, как вы. Как же! Я был мальчиком с воображением. Я мечтал обо всем, о чем должен мечтать человек, — о славе, о богатстве и о любви. Мне говорили — учись. И я учился лучше всех. Мне говорили — работай, и я работал так, что по ночам у меня трещала голова. Иногда мне казалось, что я слышу этот треск. Я говорил себе — твоя голова должна трещать, если ты хочешь сделаться лучшим геологом в мире. Мне тридцать. Еще пять-шесть лет — и все будет кончено. Я стану считать себя неудачником. Я согласен не иметь хлеба, но иметь то, что называется перспективами. Сейчас у меня есть горький кусок хлеба и нет решительно ничего впереди. Просто пустота, страшная, серая пустота.


Памела плачет.

13

Входит м-сс Джекобс.


М-сс Джекобс. Ты плачешь, Памела? Что с тобой?

Памела. Я совсем уже собралась идти в театр, но отец не пустил меня.

Фрэнк(здоровается с м-сс Джекобс). А я уговариваю мисс Джекобс не придавать этому такого большого значения. Слезы всегда могут пригодиться на что-нибудь более серьезное.

М-сс Джекобс. А где граф?

Памела(сквозь слезы). Я послала его за персиками.

Фрэнк. Патрон вызвал меня на восемь часов.

М-сс Джекобс. Он у себя в кабинете.

Фрэнк. Тогда, если позволите… (Уходит.)

14

М-сс Джекобс.

Продолжить чтение
Еще от автора Евгений Петрович Петров
Светлая личность

В основе сатирических новелл виртуозных мастеров слова Ильи Ильфа и Евгения Петрова «1001 день, или Новая Шахерезада» лежат подлинные события 1920-х годов, ужасающие абсурдом общественных отношений, засильем бюрократии, неустроенностью быта.В эту книгу вошли также остроумные и блистательные повести «Светлая личность», «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска», водевили, сценарии, титры к фильму «Праздник Святого Йоргена». Особенный интерес представляют публикуемые в книге «Записные книжки» И.Ильфа и воспоминания о нем Е.Петрова.

Золотой телёнок

Бешеный успех, который обрушился на Ильфа и Петрова после выхода «Двенадцати стульев», побудил соавторов «воскресить» своего героя, сына турецко-подданного Остапа Бендера.Блистательная дилогия, если верить самим авторам, — «не выдумка. Выдумать можно было бы и посмешнее». Это энциклопедия советского нэпа, энциклопедия быта первого поколения «шариковых».

Одноэтажная Америка

Осенью 1935-го Ильф и Петров были командированы в Соединенные Штаты как корреспонденты газеты «Правда». Трудно сказать, чем именно руководствовалось высшее начальство, посылая сатириков в самую гущу капитализма. Скорее всего, от них ждали злобной, уничтожающей сатиры на «страну кока-колы», но получилась умная, справедливая, доброжелательная книга…

Двенадцать стульев

Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» был напечатан впервые в 1927 году и с тех пор стал одной из самых популярных и читаемых книг на советском и постсоветском пространстве. Растасканный на пословицы и поговорки, многократно экранизированный, он остается остроактуальным и, может быть, даже еще более злободневным в наше время, хотя следует признать, что Великий Комбинатор, сын турецко-подданного, выглядит сущим ребенком рядом с современными малосимпатичными своими последователями.

В краю непуганых идиотов

«Обязательно записывайте, – часто говорил Ильф своему соавтору, – все проходит, все забывается. Я понимаю – записывать не хочется. Хочется глазеть, а не записывать. Но тогда нужно заставить себя».Факты, события, мельчайшие детали, а главное, портреты странных, чудаковатых, нелепых и недалеких соотечественников – все это, взятое из записных книжек и вроде бы написанное для себя, сложилось в красочный образ «края непуганых идиотов», где развернутся события «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», края, где «Кавказский хребет создан после Лермонтова и по его указаниям», а «некультурный человек» видит во сне «бактерию в виде большой собаки», края, из которого так и не вырвутся ни «великий комбинатор», ни его создатели.

12 стульев. Золотой теленок. Коллекционное иллюстрированное издание

Вы читали романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»? Любой человек скажет: «Конечно, читал!» Мы скажем: «Конечно, не читали!» Потому что в изданиях советских времен романы представлены в том виде, в каком их «разрешили» редакторы и советская цензура. В новом коллекционном издании бессмертные произведения Ильи Ильфа и Евгения Петрова о «великом комбинаторе» Остапе Бендере воспроизведены в авторской редакции, восстановленной Александрой Ильиничной Ильф. В тексты романов возвращены фрагменты, опубликованные в их первых изданиях, а также включен ряд материалов из рукописного и машинописного вариантов произведений. Благодаря великолепным фотоработам Ильи Ильфа и других уникальных фотохудожников книга перенесет вас в атмосферу старой России и старой Москвы, в те времена, когда разворачиваются события романов, в 20—30-е годы прошлого столетия.

Рекомендуем почитать
Филадельфия

+18.

Слова, слова, слова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Чай с мятой или с лимоном

Эта пьеса, созданная «в четыре руки» двумя авторами, — одна из самых успешных французских комедий за последние 25 лет. Написанная в самом начале 90-х, комедия сыграна тысячи раз в различных театрах, а одна из последних постановок, в театре Fontaine, была удостоена в 2011 году высшей театральной награды Франции, премии Мольера, как лучший комедийный спектакль.«Чай с мятой или с лимоном» — образцовый пример «театра в театре». Сначала мы видим труппу, репетирующую за несколько дней до премьеры бульварную пьесы из эпохи конца 19 века, с джентльменом-грабителем, собирающимся обокрасть аристократическое семейство.

Двое голых мужчин

Преуспевающий парижский адвокат Ален Крамер просыпается на диване в своей гостиной совершенно голый рядом со своим помощником… Ни тот ни другой не могут понять, что случилось и как они здесь оказались: конкуренты? черная магия? вудуизм? На беду, их застает жена Крамера, и тому приходится придумывать все более невероятные отговорки, чтобы сохранить брак. В пьесе, ставшей сенсацией прошлого театрального сезона в Париже (премьера сентября 2014 года в театре Мадлен), соединяются родовые черты водевиля и комедии положений с театром абсурда.

Уравнение с одним неизвестным (Очередь)

Одесский драматург под кабинетом врача-целителя, обещающего избавить всех от всех недугов, собирает очередь страждущих — целую галерею современных социальных типажей: тут тебе и бизнесмен, и налоговый инспектор, и журналистка, и артист, и судья. В помещение заходят рекламные агенты, пожарные, музыканты и даже работники санэпидемстанции — более тридцати персонажей, которых исполнили двадцать два актера. Весь этот ряд довольно точных социальных портретов драматург свел к сюжету христианского мифа: когда после долгого и изнурительного ожидания все-таки появляется Спаситель — врач, лишенный права на медицинскую практику, но способный исцелять и даже воскрешать, — люди, естественно, предают его.

Лист ожиданий

Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.

Рассказы, очерки. Фельетоны (1929–1931)

Рассказы и фельетоны Ильфа и Петрова, собранные в этом томе, были написаны в трехлетний период, отделявший роман «Двенадцать стульев» от романа «Золотой теленок». Большая часть публикуемых здесь произведений впервые появилась на страницах еженедельного сатирического журнала «Чудак», в котором писатели сотрудничали на всем протяжении его существования, с декабря 1928 года по март 1930 года.