Остров метелей - [10]

В партии кроме меня Павлов и Скурихин.

Не успела шлюпка упереться носом в галечную косу, как мы уже выскочили на берег. Чувствуется разгар короткого полярного лета. Стая гусей с криком бросается из-под наших ног. Кругом крутятся доверчивые пуночки. Вдали-неподвижно сидит несколько полярных сов. Вода словно усыпана утками. Все мы были охотниками, и прежде всего нас интересовало, есть ли на острове зверь. Примерно через четверть часа в тумане над тундрой мы заметили белое пятно. Оно шевелилось. Мы единогласно решили, что это белый медведь, и, рассыпавшись цепью, стали приближаться к зверю. Иногда медведь поднимался и тогда казался очень большим, потом снова ложился. Соблюдая осторожность, мы ползли к нему по раскисшей от дождей тундре… Когда мы очутились от него на расстоянии выстрела, «медведь» поднялся в воздух, сделал над нами круг и скрылся за скалами. Оказалось, что за медведя мы приняли сову. Туман сыграл с нами первую шутку, первую, но не последнюю. Туман — обычное явление в Арктике. Самые опытные охотники обманываются: подкрадываются к сове, думая, что это. медведь, принимают песца за оленя. Бывали случаи, когда, вместо оленя охотники стреляли в человека…

Мы прошли около 20 километров вдоль берега, побывали в бухте Роджерс у флага, поднятого в 1924 году экспедицией Давыдова. Лед в этом районе несравненно гуще, чем на всем пройденном до сего времени пути, но проход в бухту Роджерс вполне возможен. Поэтому, как только мы вернулись, «Ставрополь» снялся с якоря и ломаными курсами начал пробиваться через лед. Здесь ледяные поля достигали площади трех квадратных километров, очень часто попадались крупные обломки торосов. Эти огромные льдины, возвышавшиеся над водой на 10–15 метров, моряки окрестили «барынями». «Ставрополь» относится к ним с почтением и старается обойти их подальше, так как скрытый под водой подол «барыни» часто уходит далеко в сторону и небезопасен для корабля. Иногда льдины окружают нас со всех сторон. Но «Ставрополь», врезаясь между ними и раздвигая их, выходит из окружения и снова отыскивает свободный путь к бухте Роджерс. В полдень 9 августа мы уже были у входа в бухту.

Такой успех превзошел наши ожидания, а некоторые моряки, наслышавшись о недоступности острова, были даже разочарованы.

Еще больше обескуражены пилоты: нам так и не удалось отправить их на разведку. Зато теперь они отводят душу. Не успели мы стать на якорь, как они уже взмыли в воздух и скрылись в направлении бухты Сомнительной.

10 августа 1926 года. Вчера начали выгрузку. В первую очередь вывезли на берег эскимосов с их скарбом и собаками, и уже к вечеру на необитаемом до сих пор острове вырос целый поселок. Сегодня заложили фундамент дома — первого дома на острове Врангеля. Построен он был еще во Владивостоке и сюда привезен в разобранном виде. Каждое бревно, каждая балка и доска перенумерованы, и теперь собрать его будет нетрудно. Долго выбирали место. Легче всего, конечно, было бы поставить дом на косе. Но здесь мы обнаружили несколько бревен плавника. Стало быть, косу когда-то заливало, и неизвестно, заливает ли теперь. Решили поставить дом несколько выше косы.

11 августа 1926 года. Я подошел к «юнкерсу», около него, как всегда, толпятся эскимосы. Они никак не могут налюбоваться на эту птицу. Подходят, ощупывают и гладят самолет, а потом часами около него просиживают, молча рассматривая диковинку. Видно, что они ошеломлены.

До полетов они никак не могли поверить, что гидроплан может подняться в воздух, что он обгоняет настоящих птиц. В первый раз они скептически смотрели на то, как пилоты усаживаются на свои места. НО вот затрещал мотор. Самолет дрогнул, покачнулся и побежал по воде. С каждой секундой его скорость увеличивалась. Вода запенилась, за хвостом появилась волна. Эскимосы замерли. Их глаза расширились. И вдруг почти разом все вскрикнули: «Кай!» [6] Стальная птица взмыла в воздух. Вот она делает крутой поворот и с рокотом проносится над кораблем. Зрители возбужденно переговариваются, смеются и бьют в ладоши. Вскоре самолет скрывается из вида. Но у эскимосов зрение, оказывается, острее нашего. Они, все еще не двигаясь с места, показывают друг другу на невидимую для нас точку.

Это было позавчера. А сегодня я решил воспользоваться гидропланом для осмотра побережья острова. Эскимосы узнали о предстоящем полете и сбежались к аппарату.

— Не хочет ли кто-нибудь полетать со мной? — Вижу, как загораются их глаза, но тут же они смущенно опускают головы.

— Нет, умилык, сначала слетай ты. Мы боимся, — говорит Перок.

Не доверяют диковинной машине.

Я усаживаюсь в кабину, через несколько минут мы уже в воздухе. Быстро проносится под нами бухта Роджерс, далеко остается мыс Гаваи, мелькают ледяные поля. На высоте 1000 метров мы огибаем скалы мыса Уэринг, и перед нашими глазами открывается весь северный берег острова. Он низменный и опоясан почти непрерывным рядом кос.

С высоты еще лучше понимаешь, как нам повезло, когда мы шли к острову. Очевидно, ледовая обстановка в этом году на редкость благоприятна для плавания. Сегодня с восточной стороны острова лед располагается полосой в 10–15 миль. Он еще больше разрежен, чем во время прохода «Ставрополя». К северу от острова — чистое море; набираем высоту, но и с 1800 метров при помощи шестикратного «цейса» льдов не видно даже на горизонте.