Остров мечты - [7]
— Как бы там ни было, я порядком испугался. У меня, знаете ли, не совсем здоровое сердце.
— В таком случае примите мои извинения. Чтобы загладить свою вину, я с удовольствием подвезла бы вас, но, по существующим правилам, даже на заднем сидении полагается надевать шлем.
— Вы шутите? Я не настолько выжил из ума, чтобы воспользоваться услугами такого сумасшедшего водителя, как вы, — моментально парировал Сёдзо, но на какой-то миг ему вдруг представилось, как, ухватившись за талию загадочной незнакомки, он мчится с ней по открытому, напоминающему взлётное поле асфальтовому шоссе. Он поспешно тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение.
Девушка громко рассмеялась. Потом неожиданно включила фару. Прорезав темноту, лучи её осветили асфальт, похожий на кожу какого-то гигантского пресмыкающегося, и кусты парка, напоминающие сидящих зверей с жёсткой чёрной шерстью.
— Ну что ж, на нет и суда нет. Но вы тоже хороши. Не надо было в такой поздний час бродить здесь в одиночестве.
С этими словами незнакомка проворно водрузила на голову шлем (Сёдзо так и не разглядел, каким образом она упрятала в него волосы), включила мотор, и мотоцикл, моментально сорвавшись с места, двинулся в обратном направлении. Выхлопная труба сверкнула серебряным блеском, яркое пятно света на бешеной скорости заскакало по дороге, а потом вдруг исчезло. Вдали смутно виднелось здание с крышей-полусферой.
Всё это был не сон, не галлюцинация — в воздухе всё ещё витал запах бензина. Однако и на реальность это тоже не походило. Во всяком случае, Сёдзо со всей ясностью ощутил, что произошло нечто такое, чего до сих пор с ним не случалось. Как будто чёрный вихрь, исполненный удивительной жизненной силы, внезапно пронзил его насквозь.
3
С тех пор почти каждое воскресенье Сёдзо стал ездить в Харуми.
По мере того, как весна вступала в свои права, и на пристани, откуда отправлялись и куда прибывали пассажирские паромы, курсирующие между Токио и островом Кюсю, и в приморском парке становилось всё более многолюдно. Любители рыбной ловли, и стар и млад, располагались на причале со своими удочками. А на лужайках парка небольшими группками сидели семьи с маленькими детьми, лакомясь привезённой из дома снедью. В ясные, безветренные дни этот мирный пейзаж как-то особенно согревал сердце. Поверхность воды мерцала яркими солнечными бликами, и даже голоса чаек раз от раза становились всё более звучными. Высотные здания на противоположном берегу были окутаны туманной дымкой, отчего порой забывалось, что это — конструкции из железа и бетона.
Примкнув к наслаждающимся праздностью людям, Сёдзо мог подолгу наблюдать за покачивающимися на воде поплавками или прислушиваться к смеху малышей, бегающих по газону на своих ещё не окрепших ножках. Уже одно это действовало на него умиротворяюще, поднимало ему настроение. Но настоящий прилив энергии он испытывал ближе к вечеру, когда народ начинал понемногу расходиться, незаметно налетал ветер и силуэты зданий на том берегу вновь обретали чёткость, а проложенное по искусственному острову широкое прямое шоссе и ряды складских построек заставляли ощутить шероховатость бетона и пронзительную пустоту окружающего пейзажа. Даже тёмная поверхность моря казалась твёрдой, как асфальт, и с холодной неприступностью ускользала от взора.
Сёдзо стал приезжать сюда не потому, что надеялся вновь встретить девушку на мотоцикле. И всё же, когда в тишине надвигающихся сумерек он выходил один на шоссе, ему представлялось, что вдалеке вот-вот появится большой, серебристого цвета мотоцикл, а на нём она — вся в чёрном. При этом он почему-то не допускал, что она может приехать со стороны Цукидзи, моста Катидоки и острова Цукисима или же, скажем, из Кибы в нижней части города, переправившись через мосты Тоёсу и Харуми.
Он был уверен, что она должна внезапно возникнуть возле серого здания с куполом, где недавно с видом сомнамбул бродили токийские школьники. Пусть и старше их по возрасту, она могла оказаться одной из них — девочкой, выскочившей на улицу в карнавальном костюме…
Но с тех пор никаких подобных мероприятий там, похоже, не проводилось, и серое здание пустовало. Что же до девушки на мотоцикле, то, вопреки ожиданиям, она всё не появлялась. И хотя Сёдзо приезжал сюда не ради встречи с нею, всякий раз, когда он в одиночестве садился в автобус, пронзающий темноту жёлтым светом фар, его охватывало тяжёлое, тоскливое чувство. Как будто девушка нарушила данное ему обещание.
Изучая карту районов, прилегающих к Токийскому заливу, Сёдзо сделал ошеломляющее открытие: оказывается, он даже не представлял себе, насколько за последние годы увеличилась площадь осушенных территорий. Когда с причала Харуми смотришь на центральную часть города, кажется, будто ты находишься посреди залива, а ведь, по существу, здесь он только начинается.
Сёдзо всегда считал, что в силу своей профессии хорошо знает Токио — не только его топографию, но и особенности рельефа, свойства грунтов, ситуацию с отводом поверхностных и подземных вод. Что же касается побережья Токийского залива, то тут он был полным профаном.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.