Остров любви - [3]

В лесу темнеет быстро. Опять заунывное пение комаров. Курим много, с единственной целью — избавиться от них. У берега тусклым пятном виднеется лодка.

— Лодка! — кричит Осадчий с катера.

— Ну! — откликается кто-то глухим голосом.

— Где Амгунь?

— По ней плывешь… Дальше остров будет, сворачивай в левую протоку, вправо не ходи!

— Далеко?

— Километров пять.

«Флотилия» проходит эти километры, вплывает в протоку, но протока сужается, берега придвигаются, ветви трутся о борта. И наступает полнейшая тишина.

— Буксир! — слышен голос механика.

— О-го-го! — несется с лодок.

— Отвязывай!

— Пошто? — кричит Игорь Пучковский.

— Заехали!..

— Лодки, — несется в тишине голос Осадчего, — заряжай ружья!

— Пошто? — теперь уже кричу я, так как только у меня и есть ружье на весь буксир.

— Для обороны, в случае нападения!

— Есть! — под общий хохот кричу я и заряжаю ружье жаканом.

Смеяться есть над чем: видимо, Осадчий подозревает подвох со стороны того, кто направил нас в слепую протоку. Наверно, в детстве начитался Фенимора Купера, и теперь это всплыло.

— Все на разворот! — кричит Осадчий.

Катера не видно, заметен только зеленый огонек на его мачте. В темноте раздаются голоса, изредка — ругань. Лодки медленно перемещаются с места на место, закручиваются в спираль, и катер, зафыркав, проходит в свободное пространство и останавливается перед буксиром. Привязывают к нему канат, и «флотилия» имени «Прощай, молодость», как ее окрестил Игорь, трогается в дальнейший путь под пластинку «Смеющийся саксофон».

Ночь душная. Хочется спать на открытом воздухе неукутанным, но комары…

19 июня. Катер шел всю ночь без остановки. Наутро приехали в какое-то селение. Это совершенно русское село, с заборами, плетнями, палисадниками. Побыв немного, двинули дальше. Амгунь изменчива в своем русле. Ехали медленно, но когда попали на Кирпичный перекат, катер «забуксовал». Если смотреть на воду, то она бурлит, пенится и проносится вдоль борта с большой скоростью, но стоит посмотреть на берег, как иллюзия движения исчезает, — стоим на одном месте. Лавируя, кое-как добрались до островка. Течение около него необычайно быстро. Катер стал медленно двигаться назад. Видя это, мы решили использовать благоприятный момент, выкупаться. Игорь, я и толстяк Миша одновременно нырнули с лодок. Течение перевернуло меня, потащило вниз, выбросило вверх, пронесло несколько метров по поверхности и притянуло к берегу. От берега до лодок всего десять метров, но мне показалось, что не секунды я был под водой, а целую вечность, в какой-то адской трубе. Теперь предстояло более трудное — попасть на лодки. Пробежали метров на сорок вверх и бросились в воду. Опять водокрут, опять «труба». Вот моя лодка, но течение с колоссальной силой тащит меня мимо. Я отдаю остатки иссякающих сил, и все же до моей лодки не дотянуться и до следующей тройки не достать, но я уже близко к ним и хватаюсь за борт предпоследней тройки. Ноги поток моментально втягивает под лодку, и стоит немалого труда удержаться за борт. Кое-как взбираюсь. Игорь помогает мне, к я в лодке. Тут же вижу красное от напряжения лицо Михаила, бросаюсь к нему, и вот он уже сидит рядом с нами, тяжело переводя дыхание.

Прошли остров и остановились. Катер оказался бессильным в борьбе с Кирпичным перекатом. После некоторого раздумья Осадчий изрек: «Все на канат!» Это значит, один канат протянут от лодок к катеру, другой — на берег, нам. После чего начинается первый бурлацкий поход. Впереди идет, перекинув через плечо канат, Ваня — медвежьей силы человек, один из четырех рабочих. Остальные — за ним. В числе остальных и я. Идем вблизи высоченных скал. Берег возле уреза — груды обломков, валунов и крупной гальки. Ноги срываются, скользят. Вот кто-то упал. Раздался смешок и тут же умер. Не до смеха. В конце затянули песню: «Вдоль по бережку идем…», но и песня умерла. Из-под больших валунов, шипя, выползают гадюки. Свиваясь в кольцо, они широко раскрывают рот и, виляя, быстро шныряют через расщелины камней. Идем больше километра. Пот заливает лицо. Впереди виднеется грудастая скала. Она далеко заходит в реку, перекрывая нам путь.

— Бросай канат! — кричит Ваня.

Канат, как гадюка, извиваясь исчезает в веде.

Обходить скалу далеко, решаем пройти по ее обрыву. Он крутой, почти отвесный. Неосторожный шаг, движение, неудачно выбранная опора — и… вниз… Переходим осторожно, проверяя каждый камень, каждый выступ. На середине скалы, когда я тянулся к ближайшему камню, около руки проскользнула гадюка. Стоило мне от страха отдернуть руку, и я полетел бы, подскакивая на буграх и проваливаясь во впадины. Внизу — вода, вверху — скользкие выступы высокой скалы. Когда находишься в таком положении, лучше не глядеть ни вверх, ни тем более вниз. Последние усилия, и скала обойдена. И снова бурлачим. Но недолго, у деревни Санья катер садится на мель.

— В воду! Всем в воду! — кричит Осадчий.

Но мы и не думаем, стоим потные, разгоряченные работой.

— Что за ерунда! Я тоже вспотел! — Он сбрасывает брюки, ботинки и бежит в воду. Борется с течением, пробираясь к носу катера. Схватил его за нос, пытается не то оттолкнуть, не то сам оттолкнуться. Что-то крикнув невнятное, выбирается обратно на берег. Его жалкая фигура, с прилипшими к тощим ногам трусами, вызывает у нас смешок. Но делать нечего, «героический» подвиг совершен, пример подан, и нам остается только повторить его. И мы лезем в воду. До чего же она холодна! Под ногами острый галечник, камни. Впереди нас Ваня. Общими усилиями мы снимаем катер с мели.