Остров Локк - [95]

А голосок по ту сторону подобострастно гнусавил:

– Прибыл, о великий вали, купец из западных стран. Привёз в сундуке два флакона. В одном – лекарство от всех болезней, к тому же бодрящее ум, острящее взор и замедляющее старость. Во втором – редкий яд, который десять дней сидит незаметно в человеке, выпившем малую каплю его, а потом за полчаса приводит смерть, и за эти полчаса у человека выпадают все волосы и кожа становится серой. Купец высокого роста, носит парик и маленькую зелёную шляпку. Корабль его называется “Норд Аспер”.

Затем. Прибыл алжирский купец из Магриба [76]. Вечером, ложась спать, он вынимает изо рта зубы и кладёт их в чашу с водой. Говорят, что ночью они отправляются в спящие дома правоверных, чтобы утолить свой призрачный голод. Правоверные ждут тихих, внезапных, ночных смертей. Алжирец много лет жил в Голландии, где изучал механику и движение часовых колёс. Там неизвестный мастер сделал ему эти страшные зубы, а магрибский колдун, имя которого неизвестно, вдохнул в них чёрные клубы жизни. Если ночные покойники появятся, купца решено убить незаметно, а волшебные зубы сжечь, растолочь, и пепел развеять над морем.

Затем. Живут в английской фактории на окраине Багдада три моряка. Рассказывают странное. Появились на корабле их страны двое мальчиков-близнецов, и стал корабль заговорённым. Во время морской бури спаслись только те, кто был рядом с ними. Человек, который оказал им покровительство, нашёл необычайного окраса чёрный жемчуг и сказочно разбогател. Два пиратских фрегата напали на их новый корабль, и было пиратов полтысячи человек, а осталось едва пятнадцать, трое из которых – эти вот прибывшие в факторию. Корабль называется “Дукат”, из Бристоля, что в Англии.

Затем. В тайной общине багдадских воров, которую наши доблестные янычары всё ещё не смогли выследить, появился молодой вор, неслыханно удачливый и дерзкий. Настолько удачливый, что назначено ему испытание – украсть из дворца вашей милости золотой мундштук от кальяна, тот, что имеет кольцо из священных синих камней сапфиров. Если в ближайшие три ночи этот неуловимый злодей добудет мундштук, то его выберут главным Багдадским вором…

Разочарованно вздохнул Ашотик, оторвал ухо от ямочки. Не удалось поиграть в загадки. Яснее ясного, какая новость притянула внимание Хумима-паши. Неслыханной цены камень сапфир, и не зря Восток поклоняется ему – волен он распоряжаться горем и счастьем человека. На мундштуке же кальяна, который каждый вечер в одиночестве курит вали Хумим, таких камней целых шесть – вокруг окологубного утолщения. Шесть, как на самой сильной стороне игральной кости. И хотя понятно, что ни один, даже самый разудачливый вор не сумеет проникнуть во дворец, а уж тем более в спальню паши, мимо непреодолимого – кровной стражи . Но так же и известно, что недавно этот новоявленный молодой вор ночью снял золотое ожерелье с шеи жены главного кади [77] Багдада, а дверь в спальню кади открывается внутрь, и на ночь он придвигает к ней свою тяжеленную кровать, а в единственном окошечке в спальне вмурована в кладку решётка из железных прутьев, между которыми едва можно просунуть руку. Утром он и жена ещё нежились в постели, а на базаре уже торговали ожерелье, и бешено вздымали цену те, кто желал лично преподнести кади его потерю – в обмен на нужное решение в судебной тяжбе. Торговались, веря на слово проклятому вору – так он был знаменит. Было, было такое – весь Багдад хохотал над одним незадачливым дэли [78], который за чудовищную цену вырвал-таки у соперников вожделенный предмет и днём, когда ничего не подозревающий кади пришёл разбирать судебные дела, преподнёс ему шейное ожерелье его супруги. Тут же был бит этим самым ожерельем, закован и брошен в зиндан [79]. Потом всё выяснилось; дэли даже выиграл дело, принёсшее ему большое наследство, но кто о нём уже помнил? Вор! Вор-то каков!

Да. Именно это и заставило Хумима-пашу выслушивать дважды все новости, дабы не признаться перед визирем, что угроза кучки воров вызвала в нём опасение.

Ещё раз вздохнул евнух и совсем было настроился идти по своим привычным делам, но что-то заставило его задержаться за толстой стеной из трёх древних ковров. Может быть, наступившее вдруг в кабинете молчание или что иное – просто отчего-то вдруг дрогнуло сердце, толкнулось в груди сладко-тревожно, и, повинуясь и доверяя его чутью и наитию, задержался Ашотик в душной, жёсткой и тесной нише.

Очень уж быстро отпустил Хумим-паша своего визиря. Забыл даже задать свой обычный вопрос – не появился ли кто на базаре со следами болезней на коже. Забыл, хотя следил за этим строго. Зачем отпустил так быстро, почти выгнал? Для чего такая спешка? Ах, вот оно что. Вбежал, запыхавшись, другой визирь. Аббас-ага. О, это человек страшный. Начальник особенного отряда отборных янычар – тренированных, умных, и – очень высокооплачиваемых, очень. Сильнее и ужаснее их, наверное, один лишь Али.

– Срочно узнай всё, что только можно,– быстро заговорил Хумим-паша, не дав даже слететь с губ визиря почтительному приветствию,– о корабле “Дукат” из Англии. Вышел недавно из Мадраса. Пятьсот человек на двух кораблях пытались его захватить. Уцелело их, как говорят, пятнадцать. Трое из них сейчас ползают, как собаки, по тавернам в английской фактории здесь, в Багдаде. То же может быть и в Басре. Любые новости сообщай сразу, даже ночью. Всё.