Своим предложением Марио всех насмешил. Но кое-кто думает, что это он их на смех поднимает.
Отряд собрался внизу, на школьном дворе, слева, где лестница. Здесь светит солнце, не так ветрено. Прошло уже десять минут, как кончился последний урок.
— Можно и свидания там назначать. У бегемота в голове. Парочкам.
Кто же это сказал?
Снова — смех! Но смеются не все. Стефан Кольбе, например, не смеется. Это ж Рита сказала. А вчера Стефан получил письмо. Прямо на уроке. И сегодня — второе. И опять на уроке. Нарочно так передали, чтобы было заметно. Чтобы Аня заметила. В первом письме написано: «Ты забыл, что было?» А во втором: «Я не забыла ничего». Так что получалось в двух письмах: «Ты забыл, что было? А я не забыла ничего!»
И сейчас она выкрикнула насчет парочек в голове у бегемота! Неспроста. Рита хитрая очень, она так просто никогда ничего не делает. И поцеловала она его неспроста. Заманила вниз, к самой реке, и поцеловала. Губы холодные, а меховой воротник — теплый…
Теперь ты, Стефан Кольбе, будь начеку!
— Завтра, — говорит Лариса, — пойдем собирать бутылки и макулатуру. Начнем с ближайшей улицы и старых домов.
— А в высотном? — спрашивает Хайделинде Вайссиг.
— Потом. Это мы всегда успеем, — отвечает Лариса. Солнце светит ей прямо в лицо, глаза кажутся карими и завитушки на лбу светлые-светлые. — До завтра тогда, — говорит она.
Ребята расходятся. Через здание школы, потом вниз по улице и разбегаются по домам. Риты нигде не видно.
«Попадись она мне!» — думает Стефан. Они идут втроем с Губертом и Аней. До самого моста. Аня хотя и с ребятами, но как-то сама по себе, на некотором расстоянии…
— Что это ты? — спрашивает Стефан, когда они перешли мост.
Аня не отвечает, да и не смотрит на него. И тогда Стефан говорит Губерту:
— Ты подожди у подъезда. Стой так, чтобы я тебя видел.
Губерт шагает дальше: оба больших пальца зажаты остальными — а это означает, что он желает счастья Стефану.
Ну и балда этот Губерт!
— Почему Губерт вдруг один пошел? — спрашивает Аня.
— Что с тобой? — говорит Стефан. — Хочешь, скажу, что в письмах написано?
— Я и знать не хочу.
— Почему это вдруг? Недавно ведь хотела узнать?
— Когда это я хотела?
— На переменке и сразу после.
— Что было, то прошло.
— А теперь?
— Теперь я ничего знать не хочу.
— Не хочешь, значит.
— От Риты они! Больше мне ничего знать и не надо.
— Вот как? И ничего-то ты не знаешь. — Рука Стефана, уже доставшая записки из кармана, так и осталась там. Теперь — ни за что!
— Ничего ты не знаешь, — повторяет он.
— Знаю.
— Ну, скажи! — говорит он.
Аня, такая, как она сейчас, совсем чужая ему. Не подступись!
— Вот что, — говорит она вдруг, — я знаю, что ты нечестный человек.
— Нечестный?
— Было же у тебя что-то с твоей Ритой.
— С «моей» Ритой? Ну и ну!
— Глазки она тебе строит и письма без конца пишет.
— Без конца? Ну и ну!
— Ну и ну! Ну и ну! — передразнивает Аня и убегает.
Так уже однажды было. Он не поспевает за ней. По правде говоря, и не хочет. Во всяком случае, сейчас.
У дома-башни, на речной стороне, его ждет Губерт. На носу у него написано: ну что? Но еще до того, как он успевает раскрыть рот, Стефан тихо говорит:
— Заткнись!
Вместе они поднимаются на десятый этаж. Стефан провожает Губерта до квартиры и сразу снова спускается — не хочет он сейчас домой. Комната пустая, тихо там. Нет, не хочет.
Выйдя из подъезда, он огибает дом и через вытоптанный сквер идет к воде, вниз по крутому берегу, как раз напротив шлюза. Стоит. Думает. Не очень знает о чем. Поднял камушек, другой. Бросил в старую баржу, принайтованную к кнехтам у самого шлюза.
Вдруг чувствует — чей-то палец осторожно нажимает ему на спину. Шагов он не слышал, и слов — никаких, даже подумал: не Аня ли? Подкралась тихарём, мириться хочет. Стефан медленно поворачивает голову, поворачивается сам — палец скользит по спине, руке, упирается в грудь. Не палец это, а палка. Канадка! Не Аня, нет, Канадка это! От страха в животе Стефана что-то кольнуло. Он же один здесь! Внизу, у самой воды. Никто не придет на помощь.
Заметив его испуг, Канадка говорит:
— Ну, кто у нас дебил? Кто?
Через свитер, через рубашку Стефан чувствует, как палка напирает сильней, он напрягается, чтобы не упасть.
— Кто дебил, говори!
— Чего задаешься-то, восьмиклассник!
— Я тебя предупредил — получишь свою порцию.
Палка давит сильней, Стефан еще больше напрягается. Лицо противника спокойно, ни признака злости, выражение скорее выжидательное. Сам — бледный, а волосы черные. Красивые волосы. И ничуточки злости.
— Кто дебил? Кто? Говори!
Палка сверлит и давит еще сильней, высверливает дыру в свитере и рубашке. Дыра все больше, Стефан противится ей, противится боли в животе… Но долго ли он выдержит?
Внезапно лицо Канадки искажается, теперь на нем — звериная злоба. Не сдастся Стефан — пусть не ждет пощады!
— Кто дебил? Говори!
Толчок, еще толчок, вот-вот палка ударит! Стефану надо что-то делать, немедля! Обеими руками он хватает палку, да так крепко, что Канадка поражен. И в ту же минуту сильнейший удар по голени. Канадка кричит от боли, отскакивает, а Стефан Кольбе пускается наутек.
Но куда бежать? В дом? Это ловушка. Лифт никогда так быстро не подойдет, как надо Стефану.
