Остров лебедей - [29]

— Это Рита, — говорит Стефан. — Из Багдада.

— Почему сразу не из Константинополя? — растянув рот до ушей, спрашивает Артур. — Вы что, вместе в этой силосной башне живете?

— На третьем этаже, — отвечает Рита и, оглядываясь в вагончике, принюхивается. — Уютно у вас. Жить можно.

— Я так иногда и делаю, — говорит Артур, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, не зная, куда поставить тарелку с хвостами.

— Давайте я подержу, — предлагает Рита. — Можно попробовать?

— Можно, — отвечает Артур, но так, шутки ради — уж очень он удивлен, а Рита, еще не взяв тарелки, схватила рыбий хвост и давай его грызть своими маленькими белыми зубками.

— Откуда тебе это знакомо? — спросил Артур. — Ты же из Багдада?

— Ну и что?

— Там же пустыня. Никакой воды. Один песок.

— Нет, совсем не один песок. Там, например, Тигр. Багдад стоит на реке Тигр.

— Да ведь! — спохватывается Артур. — А широкий он, Тигр-то?

— Еще какой широкий.

— Такой, как наша Шпрее?

— Шире. В три, в пять раз шире. Река Тигр шире даже Эльбы.

— Стало быть, и рыба есть?

— Очень красивая, — говорит Рита. — Забыла, как она называется. Ее разрезают и кладут вокруг огня. Она похожа на теннисную ракетку, только больше.

— Не врешь?

— Жарят ее вечером, прямо на берегу. Придешь и покупаешь рыбу с пылу, с жару.

— А вкусная она?

— Белая, нежная.

— Разве на вкус не все равно, белая она или какая еще?

— Я вот различаю.

— Значит, врешь.

Тем временем Рита обгрызла один рыбий хвост, второй, потом и голову плотвы. Стефану тошно смотреть на это. Сам он никогда не обгладывает ни хвостов, ни голов. Рыбак Куланке ему всегда говорит: «Нет, не любишь ты рыбы». Риту бы увидел — обрадовался, как сейчас радуется Артур, даже руки сложил и все ждет, не съест ли Рита еще и третий хвост. А она, правда, и третий хвост и третью голову съедает и говорит:

— Я и есть совсем не хотела.

— И не надо. Там и нет ничего. Я же их по-польски варил. И не заметишь, как десяток проглотишь, — сказав это, Артур принимается доставать из кухонного шкафчика тарелки, чашки, миски — все разные, то белые, то разрисованные, с золотыми краями и цветочками, но ни одной без трещины или отбитого краешка. — Антиквариат! — гордо говорит Артур. — Повидали в своей жизни немало! Вон из тех старых домов. Мог бы хорошо продать. А теперь садись, ребята. Сейчас буду вам подавать, как в ресторане.

Они садятся за шаткий столик. Скамейка качается, да и пол — тоже. Артур садится на отслуживший свой век плетеный стул и говорит:

— Мимо рта не пронесите. Тут каждая ложка дорога!

Разливает он строго по справедливости — половник одному, такой же другому, и аромат распределяет с каждым половником. Никого не обнесет! Всем достается по два с половиной половника.

— Я поменьше воды налил, чтоб повкусней вышло. Приятного аппетита.

Столик качается, ложка за ложкой они уплетают уху. У Артура лоб в морщинах, волос почти нет, а те, что остались, вьются за ушами, как овечья шерсть.

— Вкусно? — спрашивает он и говорит вдруг, обратившись к Рите: — Что это у тебя за шапочка? Что, теперь все девчата такие носят?

— Это не моя, — отвечает Рита.

— Вашего напарника, — говорит Стефан.

— Товарища Воронье Гнездо? — Артур даже ложку роняет. — Как же это — такая маленькая?

— Его, его, — говорит Стефан. — Он потерял.

— Ничего удивительного. Такому не кепочку, а мешок из-под сахара надо на голову.

Рита смеется. Стефан ест молча. Ястребиные глазки Артура при последних словах сверкнули злым огоньком. Не любит он, должно быть, каноиста. Терпеть не может! Что ж, и так бывает. Но почему? Почему он сразу так злится?

— А вы откуда его знаете? — спрашивает Артур.

— Я его не знаю, — говорит Рита.

— Его шапочка у тебя ж на голове?

— Это я так, пошутила, — говорит Рита.

— Тоже мне, шуточки! Сидишь себе в чужой шапочке, а что, если она грязная? — вдруг говорит Артур.

— Новая ж совсем, — говорит Стефан.

— Новая, говоришь? Один раз надел — она не новая. Мало ли что можно подхватить.

— Это вы про насекомых, да? — спрашивает Рита, хихикая.

Артур положил свою ложку рядом с тарелкой.

— Ничего мужик не стоит! — говорит он. — Из школы выгнали, это во-первых. И здесь — один вздор в голове. Для газет писать собирается. Может, еще и стишки сочинять? Отец у него зубной врач, вот и ему бы выучиться. Зубы у всех болят, на них можно много денег заработать. А деньги — деньги миром правят! — сказал, снова взял ложку, наклонился вперед, зачерпнул ухи и добавил: — Не хотел бы я быть его отцом.

— Не хотели бы? — говорит Стефан. — А если б были?

— Если б был? Что ж, тогда первым делом воронье гнездо долой!

— Это надо его самого спросить.

— Отцу-то?

— Ему ж нравится такая прическа.

— Не прическа это, а воронье гнездо.

— Все равно сначала надо его спросить.

— Ладно, так и быть — спрошу, — соглашается Артур. — Ну, будь я его отцом, я его сперва спросил бы, но уж потом — под машинку, и никаких гвоздей! — Артур облизнулся, тарелка его пуста, глазки самодовольно поблескивают. — Ну, как ушица?

— Вкусная, — говорит Рита. На дне ее тарелки зеркальце юшки, посередине — кусочек плотвы.

— Остыло уже, — говорит Артур. — В холодной ухе — никакой радости. — Он внимательно разглядывает и девчушку и паренька и говорит: — Я когда такой, как вы, был — быстрей ел. Вы оба — вроде птенчиков. Это все от силосной башни, вон той! — Он кивает в сторону открытой дверцы.