Остров, куда не вернулся мир - [9]

Буржуазная революция 1867 года в Японии привела к отмене феодальных прав. В 1871 году вместо княжеств были образованы префектуры. Не стало и метрополии рюкюского королевства — княжества Сацума. Новые правители Японии уже не были заинтересованы в фиктивной независимости островов Рюкю. Слабое королевство в любой момент могло стать легкой добычей других держав. Это, в частности, продемонстрировали визиты на Окинаву в 1853 и 1854 годах американской эскадры во главе с командором Перри, без труда навязавшим местным властям соглашения о свободном пользовании портами, торговле и снабжении кораблей США всем необходимым.

В 1872 году японское правительство объявило королевство феодальным доменом внутри империи, а 27 марта 1879 года его представитель прибыл в Сюри и огласил решение о его ликвидации и учреждении префектуры Окинава. 30 марта король был отправлен в ссылку в Токио, а замок Сюри оккупировало подразделение японских солдат. История королевства закончилась.

БЕДНЫЕ РОДСТВЕННИКИ

Сто лет назад рюкюсцы исчезли. Нет, их не истребили, не разогнали по белу свету и, конечно, не успели ассимилировать. Однако в Японии объявили, что такого народа с его языком, религией и культурой не существует. Есть лишь единая нация. Им предстояло усвоить, что они тоже японцы и подданные императора. Они должны были забыть свою историю, традиции, обычаи и даже язык.

Чтобы подвести под такую политику научную базу, власти подключили к решению национального вопроса на островах Рюкю ученых. Ярким примером «исследований» конца прошлого века стали страницы вышедшего в 1896 году в Токио специального номера журнала «Фудзоку гахо» («Обычаи и нравы»), посвященного населению Окинавы. Перелистывая сегодня эти пожелтевшие страницы, окинавские этнографы не могут не посмеяться над наивными взглядами автора, некоего Таканои. Стремясь доказать, что в общем-то рюкюсцы ничем от японцев не отличаются, он произвольно разжаловал рюкюский язык в диалект японского и не упомянул даже о существовании местной религии, об особенностях семейных отношений, своеобразных ремеслах. Зато он с нескрываемым презрением поведал читателям журнала о некоторых «варварских», с его точки зрения, обычаях.

Политика Токио на Окинаве с самого начала была враждебна местным традициям, обычаям и языку — всему, что стояло на пути полной культурной ассимиляции маленького народа. Провозгласив, что различий между японцами и рюкюсцами не существует, новые власти старались, чтобы их действительно не было. Главным препятствием для японизации Окинавы они считали местный язык. В самом деле, приехав в 1879 году управлять новой префектурой, японские чиновники могли объясняться без переводчика лишь с немногими аристократами. Изучать местный язык они не желали, мириться с таким положением тоже. И в старых, и во вновь создаваемых школах обучение было приказано вести только на японском. По-рюкюски ученикам запрещалось говорить даже на переменах. Преступившему запрет на голову надевали бумажный колпак, избавиться от которого можно было, лишь передав его другому нарушителю. Из школьных программ оказалась исключенной и местная история, и литература.

Приезжие просветители нередко презирали рюкюсцев как людей второго сорта и открыто заявляли, что, кроме начального образования, им ничего не нужно. Так, например, считал директор префектурального департамента просвещения Кихати Кодама. Занимая одновременно пост директора средней школы в Сюри — единственной во всей префектуре, — он по своей инициативе исключил в 1893 году из программы английский язык. «Для окинавцев — это ненужная роскошь», — объяснил он. В 1895 году ученики бойкотировали занятия. При поддержке местной общественности они добились отставки директора и восстановления преподавания английского языка.

Не стоило, может быть, заострять внимание на событиях такой давности, если б не их прямое отношение к сегодняшней Окинаве. После второй мировой войны прогрессивная общественность приложила немало сил, чтобы поднять уровень образования, но и сейчас он на 30–40 процентов ниже, чем в среднем по Японии: ведь начинать пришлось почти с нуля. В 1941 году там насчитывалось лишь 14 средних школ, 9 профессионально-технических и 2 педагогических училища, не было ни одного высшего учебного заведения. В Токио тогда считали, что для программы японизации начального образования вполне достаточно. Более высоких целей там, судя по всему, не ставили. Плоды дискриминации Окинава пожинает до сих пор. Здесь не хватает ни инженеров, ни агрономов, ни экономистов, ни просто квалифицированных рабочих. Во всей сорок седьмой префектуре с ее миллионным населением есть лишь чуть более пятисот врачей, которые работают главным образом в больших городах. Поэтому не удивительно, что здесь успешно практикуют более полутора тысяч шаманок.

Не заботились новые власти и об охране памятников прошлого. При строительстве дорог и общественных зданий нередко безжалостно уничтожались шедевры средневековой архитектуры. В 1926 году П. Ю. Шмидт был поражен, не обнаружив на Окинаве ни одного музея. Посетив дворец рюкюских королей, он писал: