Остров гуннов - [55]

– Не думайте, что я против вас, – задумчиво сказал он. – Кто знает, где правда.

«Новые гунны» затаились – может быть, из страха после прилета «тарелки» из моего будущего. Если будут дергаться, то уколются неизвестно чем и откуда. Считают мня колдуном и магом из потустороннего мира. Но я знал, что они следуют за мной по пятам, и всегда был напряжен.

* * *

В детстве я жил на краю земли, у самого океана, и убегал на утесы, чтобы увидеть сияние залива. Я был «вещью в себе». Чем пристальнее смотришь, тем загадочнее «вещи в себе» вокруг. И не понимал, откуда мое беспокойство, и даже тоска по иной жизни. Не сознавая, задавал себе вопрос: кто – я? Кто – здесь? (Вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» оставлял другим). Это оказалось целой философией боли, кружащейся вокруг загадочных «Я» и «Иное». Здесь, на острове, за такие размышления сажают в клетку или на кол, а в моем мире это ключевой вопрос.

То было время «смерти автора», когда личность перестала играть роль в творчестве, и открытия стали делать коллективно. Читал почему-то философов, вызывая недоумение сверстников, и рассуждал нахватанными мыслями. В дневнике объем цитат из книг настолько превышал собственные мысли, что потом читать дневники было противно. Мир подавил меня.

Я был влюблен в конопатую девчонку и хвастался перед ней знаниями, которые принимал за свои. И она стала избегать меня. Я казался себе чопорным, отвратительным, словно надел чужую маску.

Моя особенность – я не взрослею, а как мальчик, разбираю сложную игрушку своего восточного сознания, чтобы понять, из чего она сделана.

Поиски рождают случайные пятна тени и света, свет падает то на одно, то на другое – вот это ложно, а это… и возникает озарение, словно никогда не было темных глыб осторожного приспосабливания, молчаливого отчуждения от меня гуннов, как от зараженного какой-то болезнью.

В молодости я думал, что мои редкие вознесения в близость со всем миром – это мое исключительное, бледные подобия реальности, чего ни у кого не бывает. А потом узнал об исихастах, стремившихся «заключить в своем теле бестелесное» («Лествица» св. Иоанна Синаита) и достигнуть внутреннего озарения; об индуизме, учившем «уловками» самосовершенствования впасть в нирвану. Эта идея самопознания и совершенствования бродила в великих умах прошлого.

Но странно, мои прозрения вспыхивают периодически, как спички, и гаснут, хотя уже никогда не буду самодовольным животным, пасущимся на чужих идеях. Счастливы те, кто чувствует мир цельным без мучительных поисков. И освещают своим светом тех, кто не знает, куда идти.

Поиски озарения не кончаются, а вдохновение недолговечно. Скоро наваливается что-то тупое, закрывшее горизонт, хотя бы искорку любви, и трудно вспомнить, что она есть. Странно, как неожиданно исчезает ясность, словно вся моя боль, обостряющая слух и зрение, уходит куда-то в глубину, и остается только плотская жизнь тела, заполняемая захватывающей интригой зрелищ с убийствами и преследованиями в «народных» боевиках, и шествиями, передаваемыми проектором на расстояния.

Тогда чувствуешь себя бездарным. Беспросветно и навсегда. И во мне включалось особое зрение: казалось, все разговаривают повторяющимся языком, пустыми и якобы занимательными мыслями, облеченными в логику слова, которые когда-то были новыми, а теперь превратились в шаблоны для списывания, пикировки друг с другом, заменяющие или скрывающие пронзительную истину. И мои новые мысли тоже после занесения в дневник превращались в догматические.

Это случалось, когда вдруг осознавал: с Экополисом ничего не выйдет, без помощи государства невозможно сделать даже наш кусок земли привлекающей всех витриной Эдема, избавиться от недоброжелателей. После поджога центральной усадьбы Прокла начались ссоры сторонников «практического» подхода, превращающего смысл в борьбу за землю, дома и лучшие условия проживания, и аскетичных романтиков вроде меня и Эдика.

Хорошо, что все держится на моем сомнительном авторитете «неземнего». Хотя как знать. Как доказывают ученые, состою из бесконечно малых атомов с вертящимися вокруг электронами. Способных превращаться в чистую энергию. Да еще быть одновременно везде. И, как говорят теоретики симметрии мира, существую еще где-то во вселенной зеркальным отражением.

Механическое колесо вертящегося сознания повергало в бессилие.

Со стороны никто бы не подумал, что в душе мягкого и в меру виляющего чужденца-приспособленца есть такая буря. Жить не по лжи – это афоризм не обладающего юмором.

* * *

Я скоро понял, что у строителей Экополиса нет стимулов работать дальше, и чего-то боятся. Это видно по тому, как обрезают время работы на общее дело – мгновенно убегают обустраивать личные владения. Как вдохновить поселенцев общей целью, если у самого есть сомнения? И нужно ли?

Я боролся с собой, делая попытки выйти из пассивности восприятия, в чем погружены гунны, в сверкающий брызгами поток становления новых смыслов.

Помощник Пан и казначей Алепий обжились на новом месте, их пузатые дома с пристройками стояли особняком, утопающие в садах. Я все больше находил их занятыми на своих участках. И уже не злился.