Остров гуннов - [46]

Гнев застилает глаза и душу. Это самое страшное, что может войти в человека. Есть люди, состоящие только из гнева и ненависти, цель которых – разрушение: тираны и убийцы, озлобленные старики, ненавидящие и чиновников, и соседей, оскорбленные борцы за справедливость, партии, основанные на ненависти, протестные движения, не имеющие положительной программы, и просто брюзжащие на все. Их цель – разрушение.

Неужели из этих вихрей ненависти состоит история? Это и есть картина мира, охваченного холодными и горячими войнами. С древних времен, не только для захвата земель и имущества, но из мести. Отсюда бунты, бессмысленные и беспощадные. Тупик, в котором пребывает человечество.

Я не мог не поддаться гневу, уничтожающему темную силу, что обидела и осквернила мою душу, даже не зная меня. Но мой гнев не был слепым, он был узким, направленным на восстановление справедливости, и за ним оставался мир сложной судьбы, жаждущей исцелиться от наглого бездушия жизни.

Я не спал всю ночь, ворочался, продумывая формулировки мстительных отповедей, которые откроют истинное лицо провокаторов перед негодующим общественным мнением. Все прошлые обиды и негодования должны были сублимироваться в речи, которая должна появиться на страницах газет-листовок владельцев станков Гутенберга, на зрелищах и «позорах». Они заплатят, и материально!

Под утро приснился какой-то скрежещущий, лязгающий мир, вроде автосервиса из моего будущего, где снуют смутные личности, как зверушки, вынюхивающие, где что лежит. Они что-то делают с моей машиной, и каждую минуту боялся, что украдут. Зарубка на сердце после угона моей первой машины.

Где моя любовь к гуннам?

Я не мог вынести длиннот времени, и утром, на работе, оно остановилось в безудержном извержении мыслей на бумагу, в заявлении об оскорблении чести и достоинства. Курьер немедленно был отправлен с заявлением в суд.

Потянулись мучительные дни и бессонные ночи в ожидании повестки от медлительной механической машины судопроизводства. Могущественный канал живых теней, с его рождения не чувствовавший разницы между порядочностью и бесстыдством, уже забыл о нанесенном оскорблении и продолжал безудержно зомбировать обывателей, предпочитающих всему бездумные зрелища.

Удивительно, как человек приспосабливает под свои интересы все, что плохо лежит – от плодов гениальных озарений до мусорных свалок.

* * *

Современный суд был придуман, когда наступило время Общественного договора. Но никогда не было периода независимого суда. Король судил единолично, и всегда срытой пружиной был отъем собственности и золота. Во времена Общественного договора судили те, у кого была больше мошна. В деспотиях приговоры предрешала центральная имперская идея. Во времена демократии олигархов почему-то в клетку упрятывали далеких от власти малоимущих, а жулики на самом верху чудесным образом избегали наказания. Каково время, таков и суд.

С помоста, где возвышался заурядный стол с двумя тумбами, раздался голос симпатичной судьи в черной мантии, сознающей, что может позволить все.

– Именем новой народной власти…

Та самая, что в прежние времена присуждала меня к пожизненному затвору, уже выглядела женщиной, а не каменной Фемидой – богиней правосудия.

На скамье напротив нас встали нахохлившиеся представители ответчика. Купец со щетинистым лицом и бегающими глазами, тумбообразный невозмутимо-грозный атаман, и гибкий поверенный в рыжем малахае, бритый, с длинными несвежими волосами художника. Мрачный, но мирно настроенный Савел.

Как-то легкомысленно и невпопад судья провела формальности, тут же отвечая сидящему рядом прокурору, судя по разговору, дружественной стороне ответчика, и заверяя его в чем-то.

Противники были налиты негодованием. Были убеждены в нашей наглости: посмели подрывать их признанное положение в обществе! Извечный инстинкт гунна требовал мщения. Поверенный опекал ответчиков, поднося палец к губам.

– Така, – весело сказала судья, воззрившись на ответчиков, – ищец обвиняет ответника за клевету: мол, мошенники и крадци публично обвинили его мошенником.

– Не публично, а ославили на всю страну!

Я удивился: руки мои отчего-то тряслись.

– Няма нужда в крике! – сказала судья. – Не на зрелище.

Встал поверенный. Я смотрел на него, ловко приводящего хитроумные доводы, почему наше движение надумано, и желает только зла народу, завладело участками плодородной земли, на которой сулят построить рай. Он исходил из хищной человеческой сути, готовой на все, чтобы удовлетворить собственный интерес. Слово «порядочность» ему не было знакомо.

– Вы строите новый свободный мир бесплатно? – усмехался поверенный. – Кто в это поверит?

У него было неустранимое подозрение к делателям бесплатного добра.

Я не выдержал.

– Вот позиция, построенная на открытой клевете. Где доказательства?

– Погляднете! – чуть не заплакал купец, глаза его перестали бегать. – Это же сектарианты! Ищете нового катаклизмуса!

Я поражался яростной отгороженности самоуверенных ответчиков, словно установление истины решалось силовым перекрикиванием.

– Сладочувственник! – выкрикнул тумбообразный. – Вуманайзер! Човек на удоволствието!