Остров Фереор - [9]

Капитан Барко с минуты на минуту ожидал появления плоской возвышенности, на которую, логически, должен был опираться новый остров. Ничего подобного; глубина держалась от трех тысяч восьмисот до четырех тысяч метров.

Тем временем остров стал ясно виден даже невооруженным глазом. Конус, свободный от снега в своей нижней части, оказался тёмнокрасным, с желтыми крапинками и совершенно другой породы, чем цоколь, состоящий из черной скалы, изборожденной жилами. Одна из них делала возможным доступ к плоскогорию, окружавшему основание снежного конуса.

Лефебур обратил мое внимание на странную форму последнего:

— Точная копия силуэта мыса Корковадо в Рио-де-Жанейро, когда смотришь на него с бульвара Бота-фого. Силуэт только, не цвет… Из чего, чорт возьми, состоит он, этот-то Кормовадо? Можно бы поклясться, что он из красного дерева с золотой инкрустацией.

Так как до наступления темноты оставалось не более двух часов, нечего было и думать обойти остров, чтобы найти более благоприятное место для высадки. В своем нетерпении (разделяемом, впрочем, всеми) ступить на эту новую землю капитан направил судно к ближайшей извилине черных утесов.

Мы были от них на расстоянии всего лишь полумили.

— Четыре тысячи пятьдесят метров, — объявил рулевой.

— Это совершенно неправдоподобно! Это невероятно! — воскликнул капитан. — Что же этот остров вынырнул из глубины, как вершина базальтовой горы, или как стержень колонны? Если так будет продолжаться, нам даже нельзя будет бросить якоря.

Действительно, на всем видимом прибрежьи не было ни одного рифа, ни одного осколка срытых подводных камней; морской прибой ударялся непосредственно о подножие вертикальных утесов, обнаженных, как свежий обломок.

В небольшом подобии бухточки глубина оказалась все еще в четыре тысячи метров. «Эребус II» остановился.

В море была спущена моторная шлюпка. Капитан назначил одного механика и четырех матросов, Лефебура, Грипперта, инженера Фреснеля и меня, чтобы сопровождать де-Сильфража и его самого в этой первой высадке.

— Но, — заметил он, — мы, вероятно, встретимся с неостывшей еще лавой. Я раздам вам зимние сапоги с амиантовыми подошвами. Это — великолепная термическая изоляция, которая предохранит наши ноги от жара, так же, как предохранила бы от холода.

Экипированные таким образом, мы уселись на местах, и шлюпка отчалила под ритмическое постукивание мотора, глухо отражаемое утесом. Дождь ручьями стекал с наших плащей. Меланхолия ландшафта угнетала даже жизнерадостного Лефебура. За все время переезда единственными словами — кроме слов команды, — нарушившими молчание, были замечания Грипперта; он с странной настойчивостью обращал наше внимание на абсолютное отсутствие моллюсков и морских водорослей у подножия утесов… и на идеальную чистоту их, хотя было как раз время отлива.

Но что же тут удивительного, раз остров существовал всего лишь десять дней, раз он только что появился на свет, порожденный взрывом центрального пламени? И никто не удостоил минералога ответом.

Мы были взволнованы, высаживаясь на эту девственную почву, по которой никогда еще не ступала нога человека, и попирали ее с робким почтением. Шаги наши звонко отдавались, как на металлических плитах! Не видно было ни камушка, ни травинки, ни мха, ни лишая.

Капитан корвета первый соскочил на землю. Он держал в руках длинную палку, обернутую с одного конца в кожаный чехол. Это было трехцветное знамя, которое он развернул, произнеся звучным голосом: — Именем правительства и народа французского, я, Альберт де-Сильфраж, офицер национального флота, объявляю этот новый остров во владении моей страны.

Он подкрепил эту формулу выстрелом из револьвера, повторенным многоголосым эхо ущелья, потом стал искать какой-нибудь расселины, чтобы воткнуть древко своего знамени. Но почва была тверда, как скала, и матросу сильными ударами кирки не удалось оторвать ни одного осколка; лишь тонкие чешуйки, похожие на металлические стружки, отделялись под ударами. Пришлось отказаться от этого намерения; знамя свернули, засунули обратно в чехол, и одному из матросов было поручено нести его до более удобного места.

Высадившись на сушу, минералог и инженер тотчас бросились на четвереньки, чтобы рассмотреть почву.

— Железо, — бормотал первый. — Природное железо! Внешнее окисление… Очевидно! Так и есть, не может быть сомнения.

— Я бы скорее сказал, что это базальтовая скала, — сомневался инженер. — Порфирородный черный сапфир, если не ошибаюсь… Жаль, что нет больше бедного Вандердааля. Он живо определил бы нам природу и возраст этого грунта.

— Так вы думаете, что минералог не разбирается в этом так же хорошо, как геолог, — возмутился Грипперт, поднимаясь на ноги.

В свою очередь капитан Барко нагнулся и ладонью пощупал почву. У него вырвался крик удивления:

— Но… но эта почва холодна.

— А вы полагали, что она горячая, капитан? — с иронией спросил Грипперт.

— Еще бы! Раз на этом самом месте восемь дней тому назад был океан в четыре тысячи метров глубины. Ведь несомненно надо было, чтобы произошло вулканическое извержение, разлитие горючих материй из самого ядра земного шара до морской поверхности…