Остров Буян: Пушкин и география - [21]
Как тут не представить «тростник прибрежный»?! Вообще в некоторых районах Греции с древних времен малярия была бичом, истым наказанием для местного населения.
Встречается аквилон и в значении освежающего ветра, например, в стихотворном обращении поэта к сестре Ольге:
«Вертоград[21] моей сестры»
Борей (итальянская форма — бора́) — северный холодный ветер у древних греков, который представлялся ими в виде крылатого седовласого старца, несущего холод и смерть. Вот строки, написанные А. С. Пушкиным в Болдине:
«Румяный критик мой…»
В одном месте у А. С. Пушкина упоминается Эвр, как древние греки называли юго-восточный теплый ветер (то же, что у итальянцев широко распространившееся название его — сирокко): «Порфирная колоннада, открытая с юга и севера, ожидает дуновения Эвра; но воздух недвижим…» («Мы проводили вечер на даче»).
В стихах А. С. Пушкина встречается и общий поэтический образ ветра — Эол (повелитель ветров у древних греков, которого они изображали со скипетром в руке, восседающим на вершине скалы, под которой в пещере были заключены ветры):
«Обвал»
Или:
«Евгений Онегин»
В своих произведениях поэт употреблял и различные названия снежной бури — метель, вьюга, буран, вкладывая в них определенный смысл, ибо между понятиями метель и вьюга, с одной стороны, и буран — с другой, есть некоторое различие.
Метель — общее название снежной бури, как достаточно сильного ветра со снегом. Вспомним повесть «Метель», в которой, можно сказать, дана классическая картина этого явления природы: «…Едва Владимир выехал за околицу в поле, как поднялся ветер и сделалась такая метель, что он ничего не взвидел. В одну минуту дорогу занесло; окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой, сквозь которую летели белые хлопья снегу; небо слилося с землею».
Вихревой характер снежной бури подчеркивается в другом ее названии — вьюга: «Вьется вьюга», — читаем мы в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях».
Метель и вьюга — названия-синонимы:
«Весна, весна, пора любви…»
Буран (от тюркской основы бур — крутить, вертеть) означает то же, что и вьюга, но это название распространено главным образом в степной полосе юго-востока (в частности, в Приуралье), откуда еще несколько веков назад это слово пришло в русский язык. Вспомним повесть А. С. Пушкина «Капитанская дочка», действие которой происходит под Оренбургом: «„Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!“ Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным»[22].
Попутно заметим, что есть еще одно название снежной бури — пурга, употребительное на севере и северо-востоке.
Образы бури в прямом и переносном смысле не раз использовал великий поэт в своих произведениях, например в стихотворении «Буря», «Зимний вечер», «Туча» и других. Причем о «Туче» замечено С. М. Бонди: «Может быть, стихи эти имеют политический подтекст и являются одним из аллегорических напоминаний Николаю I о необходимости наконец освободить, вернуть ссыльных декабристов»>2. Считается также: возможно, оно связано с конфликтом между Пушкиным и Николаем I, происшедшим в июле 1834 года («Чуть было не поссорился я со двором», — записал поэт в дневнике 22 июля 1834 г.). В стихотворении о туче говорится:
Хотя над А. С. Пушкиным в жизни много промчалось бурь, но в этом стихотворении, имеющем точную дату написания — 13 апреля 1835 года, он едва ли имел в виду конфликт почти годичной давности.
Поэтический образ грозной силы природы появляется в последних строках последнего стихотворения поэта, посвященного 25‑й годовщине Царскосельского лицея: «Была пора: наш праздник молодой…», которое, по свидетельству очевидца, на собрании лицеистов первого выпуска он не мог дочитать — столь сильно был взволнован. Вот они, незавершенные строки:
Знал А. С. Пушкин об ураганах не только вообще, но и, в частности, о страшном «аравийском урагане» (самуме), сравнимом с «дуновением чумы».
Эти примеры показывают, сколь разнообразно и органично использовал великий поэт образы сил природы, которой он посвятил немало своих стихотворений, нарисовав ее картины, и грозные, и идиллические, в противоборстве сил и в умиротворении.
И в заключение обратим внимание на такой интересный факт. В «Истории села Горюхина» А. С. Пушкин устами своего персонажа говорит о неких обнаруженных им бумагах, которые «заключали… неоценимый запас экономических, статистических, метеорологических и других ученых наблюдений», относящихся ко второй половине XVIII века. В пушкинское время еще не проводились, за исключением Петербурга, регулярные наблюдения за погодой на метеостанциях. Они велись отдельными лицами (в Москве в 1820—1853 гг.). Одной из первых метеостанций в России вне столицы стала станция в Нижнем Новгороде, организованная в 1835 году при Нижегородской мужской гимназии. Постоянная же служба погоды в России была создана в 1872 году.
Изучение географических названий, их происхождения, т. е. топонимики, — поле деятельности лингвиста, историка, географа. Каждый из них рассматривает географические названия со своей стороны, поэтому, естественно, автор, как географ, подошел к изучению топонимики с географической стороны. Предлагая вниманию читателей свое исследование географических названий Горьковской области, он отдает себе отчет в том, что в работе, касающейся топонимики, не все бывает бесспорным и в ней возможны погрешности и недочеты.
В справочнике дается перечень всех улиц города с указанием, в каком районе они находятся, какое почтовое отделение их обслуживает, где находится та или иная улица, как удобнее к ней проехать. Открывают справочник два очерка, рассказывающие о чертах природы нашего города и об истории его застройки.Книга содержит небольшие справки о тех улицах, которые имеют особое значение в истории города, и о тех, которые названы в честь знаменитых людей, раскрывается, чье имя носит улица в настоящее время, как она называлась в прошлом.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.